Священномученик Фаддей

Престол храма, в котором проходят в настоящее время все богослужения нашего прихода, освящен в честь священномученика Фаддея, архиепископа Тверского, принявшего мученическую кончину за Христа 31 декабря 1937 года.

На этой странице вопроизведен текст книги о жизни и духовном наследии священномученика Фаддея, сочетавшего в своей подвижнической жиз­ни отмеченное даром чудотворений молитвенно - аскети­ческое делание с ревностным архипастырским служением и принявшего смерть за Христа с мужеством и вдохнове­нием мучеников Церкви первых веков. Также приводят­ся воспоминания современников о владыке, чудеса исцелений, происходящие от его мощей в наши дни, и ака­фист святому.

 



 

Предисловие

Житие священномученика Фаддея, архиепископа Тверского  

Поучения священномученика Фаддея (Успенского)

Воспоминания о священномученике Фаддее (Успенском)  

Почитание священномученика Фаддея в наши дни и чудеса исцеления от его мощей

Прославление священномученика Фаддея (Успенского)

Акафист священномученику Фаддею, архиепископу Тверскому

Тропарь священномученику Фаддею, глас 1-й

Кондак священномученику Фаддею, глас 4-й

Приложение. Архиепископ Фаддей (Успенский). О смысле жизни

 

Предисловие

Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить

(Мф. 10: 28).

 

 

Слово «мученик» означает «свидетель». Русский его перевод имеет в церковном словоупотреб­лении особый оттенок - «свидетельство об Истине страданиями за веру». Мученичество означает так­же свидетельство о непреходящей ценности жизни во Христе и со Христом, о радости быть всегда с Ним, о готовности пребывать всецело верным Ему даже до смерти, в исповедании Его имени. Слово «свидетель» понималось в древности в прямом, юридическом смысле. И для нас это тот, кто жиз­нью и смертью засвидетельствовал, что Бог воис­тину существует, что Христос есть путь, и истина, и жизнь.

 

Мученичество как явление есть одно из главных неопровержимых доказательств истинности веры Христовой: сонмы людей разного общественного положения, различных национальностей, отли­чающихся друг от друга условиями существова­ния и телесной крепостью, не только показывают, что видят Свет Истины, но и готовы пожертвовать всем: имуществом, положением, семьей, самой жизнью, если требуется этой жертвой подтвердить незыблемость веры как всецелого сознания близо­сти и соприсутствия Бога.

Мученик - по раннехристианскому воззре­нию - это тот, кто соединяется теснейшим союзом с Богом, и тот, кто публично Его проповедует.

Чистый образ мученика отражает силу и свет воскресения. Христиане, нося в своих сердцах Христа, являются обличителями зла, живым до­казательством правды вечной, всеобщей, абсолют­ной иерархии истинных ценностей - и потому не­навидит их мир, во зле лежащий. Но никогда - до скончания века - не прерывается и не прервется свидетельство бессмертия, свидетельство, которое состоит в том, что Бог даровал нам жизнь вечную и сия жизнь - в Сыне Его.

Христианский мученик - не герой, а свиде­тель: принятием страданий и смерти он утвержда­ет торжество победы Искупителя.

 

ikon

 

Мученичество есть бесспорное доказательство самого главного -Воскресения из мертвых Христа Спасителя.

Важно заметить, что ранние христиане не дела­ли поспешных заключений о том, что можно жить как угодно, лишь бы вовремя исповедать свою веру и пострадать. Нет, напротив, они отчетливо осозна­вали, что мученичество есть особый Божий дар, по­даваемый за подвиг всей жизни. Святитель Иоанн Златоуст замечает, что не всякий спасающийся удостаивается сподобиться страданий за Христа: это милость Божия, «достаточное воздаяние, честь большая, награда, превышающая труды, - еще пре­жде Царства Небесного», дверь к райским обите­лям, вершина венца. Мученик - совершенный об­раз и подобие Божие.

Эта книга рассказывает о личности священномученика Фаддея, архиепископа Тверского (в миру Иван Васильевич Успенский, 1872 - 1937), которо­го Святейший Патриарх Тихон назвал чудом наше­го времени.

«Сочетавший в своей подвижнической жизни отмеченное даром чудотворений молитвенно - ас­кетическое делание с ревностным архипастырс­ким служением священномученик Фаддей принял смерть за Христа с мужеством и вдохновением му­чеников Церкви первых веков» - так определена в деяниях Освященного Собора сама суть великого подвига нашего святого архипастыря. Он прина­длежит к тем великим пастырям, педагогам, молит­венникам и подвижникам, просветительское де­лание которых помогло народу России выстоять в тяжком и трагическом лихолетье ХХ века. Святой отошел ко Господу как исповедник Православия и мученик за Христа. Память о нем и поныне хра­нится не только среди верующих разных епархий, где он совершал свое архиерейское служение, но и среди всех православных христиан, которые уз­нали о праведной жизни архиепископа Фаддея из воспоминаний его современников и свидетельств о его жизни и подвигах.

Андрей Плюснин

Житие священномученика Фаддея, архиепископа Тверского

Священномученик Фаддей - архиепископ Твер­ской, в миру Иван Васильевич Успенский. Родился он 12 ноября 1872 года в селе Наруксове Лукояновского уезда Нижегородской губернии в большой семье потомственного свя­щенника Василия и матушки Лидии. У него было шесть братьев и две сестры. Дедушка Вани тоже был священником, и домашние почитали его как сугубого молитвенника, человека, имеющего глу­бокую веру и кроткое, любящее, снисходительное сердце. Из всех внуков дедушка больше всех любил Ваню и называл его архиереем.

Учился в Нижегородском духовном училище, а затем - в Нижегородской духовной семинарии. В 1892 г. поступил в Московскую духовную ака­демию. За время учебы в академии Иван сбли­зился с ее ректором, архимандритом Антонием (Храповицким), а позже стал его другом. Отец Антоний старался воздействовать на студентов не только строгостью, но и личным примером, являя образец ученого монаха и христианского пастыря. Иван часто беседовал с архимандритом Антонием о духовной жизни и по его совету стал посе­щать Гефсиманский скит, где жил старец Герман. Молодой человек старался вести внимательную внутреннюю жизнь. В своем студенческом днев­нике он записывал все, что было существенным и важным, не позволяя себе в писании о других вхо­дить в излишние подробности. В его дневнике под­водился итог каждого прожитого дня - как внеш­них дел, так и внутреннего духовного состояния. Самоограничения и борьба с помыслами были для него иной раз весьма мучительны. Вот что он пи­сал в своем дневнике в те счастливые студенческие годы: «Обеды... но что с ними делать?! Сколько есть силы, бороться - частью терпеть... укорять се­бя... не забывать, главным образом, о Боге и о том, что жизнь во Христе и любви... Стоял за службой... увы!.. то бросаемый в ужас оттого, что приходят обеденные мысли и я как бы не различаю, что важ­нее, обедать ли или (трудно, собственно, сказать) быть со Христом, то впадал в суетливые помыслы об экзаменах или о слабостях, то в ужас оттого, что стоял за каноном пасхальным как каменный!.. Пал я и не знаю, как восстать!!! Господи! исцели меня. Ибо нет иной жизни... Нужно бы упомянуть о том, что нередко после обеда находит скорбное настроение, что-де не умею побороть страсти чре­ва. Но чрево берет свое, невзирая на призрачную скорбь. С одной стороны, что-де не нужно постить­ся для поста и есть в меру, что-де от неядения воз­гордишься... не в различении ядения и неяденияде дело; с другой - постоянное неумение соблюсти себя во время еды и забытие в это время о хлебе ином. Так трудно соблюсти себя, и так редко мера находится... »

Иван с усердием выполнял все положенные мо­литвенные правила и старался непрестанно мо­литься, даже беседуя с кем-нибудь. При этом он не показывал своего молитвенного состояния, но его душевный настрой ощущался окружающи­ми. Почти все студенты любили и уважали его, но близких друзей у него не было. Со своими одно­курсниками он был молчалив и сдержан. Многим его образ жизни казался скучным. Душу его захва­тывали размышления о бренности человеческого бытия и о средствах достижения жизни вечной.

ccf39b5cd4  

В эти же годы Иван принял решение не женить­ся, а придерживаться монашеского образа жиз­ни, но принимать монашеский постриг он пока не думал. Ему хотелось быть учителем, а если на то будет воля Божия, то и священником. Ему каза­лось, что монашество будет препятствием обще­нию с паствой. Но архимандрит Антоний и старец Герман частенько заговаривали с ним о монашест­ве. В конце концов Иван решил приготовлять себя к отрешению от всего и молить Господа, чтобы Он показал ему путь, которым подобало бы идти не ослабевая.

В 1894 году Иван защитил кандидатскую ра­боту на тему: «Круг деятельности и задачи пас­тырского служения духовенства по канониче­ским памятникам домонгольского периода». За эту работу он был назван одним из лучших уче­ников курса.

18 января 1895 года будущий святитель впер­вые увидел праведного Иоанна Кронштадтского, посетившего Троице - Сергиеву Лавру. Позже отец Иоанн Кронштадтский благословил молодого се­минариста на подвиг монашества словами: «Егда был еси юн, поясался еси сам и ходил еси, аможе хотел еси: егда же состарешися, воздежеши руце твои, и ин тя пояшет и ведет, аможе не хощеши».

В 1896 г. Иван окон­чил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия. При академии он же был и оставлен в звании профессорского стипендиата.

15 августа 1897 г. был пострижен в монашество, с назначением имени Фаддей, в память апостола Фаддея. В том же месяце он был рукоположен в сан иеродиакона, а через месяц - иеромонаха, с назна­чением на должность преподавателя логики, фило­софии и дидактики в Смоленскую духовную семи­нарию.

19 ноября 1898 г. иеромонах Фаддей был пе­реведен на должность инспектора Минской ду­ховной семинарии с исправлением обязанностей преподавателя Священного Писания в 5-м классе. В 1900 г. он был переведен в Уфимскую духовную семинарию на должность преподавателя основно­го догматического и нравственного богословия. Здесь в 1901 г. он написал и защитил диссертацию на тему «Единство книги пророка Исаии», за ко­торую ему была присвоена степень магистра бого­словия.

Ректором семинарии в то время был один из просвещеннейших пастырей и подвижников - ар­химандрит Андроник (Никольский). Уфимскую кафедру возглавлял Антоний (Храповицкий), ко­торый отличался попечением о духовных школах и добрым отношением к священнослужителям. Владыка всячески старался оживить церковную жизнь, побудить людей к знаниям, привлекая в качестве преподавателей выпускников духовных школ.

Летом 1901 года в Уфе открылись ежегодные епархиальные педагогические и певческие курсы для учителей церковных школ. На их открытии   иеромонах Фаддей, назначенный преподавателем общей дидактики, Закона Божия и церковно-славянского языка, обратился к слушателям с речью: «Озирая лицо земли Русской, со скорбью мы ви­дим, что из высших, иногда лишь по имени только, интеллигентных классов общества волна разнуз­данности мысли и воли все более идет в народ и грозит опустошить любимое достояние его - веру Христову. Еще по преданию и привычке он креп­ко держится этой веры, но холод страстей может корень и его жизни погубить, сделав его маложиз­ненным, как подточен он уже сомнениями в боль­шей части так называемого интеллигентного обще­ства. И может случиться с ним то же, что с одною из древних христианских Церквей: Ты носишь имя, будто жив, но ты мертв (Апок. 3: 1). Не за то ли постигают его и постоянные бедствия: то голод, то засуха, то град, то землетрясения, - что он ос­тавляет веру отцов и не держится ее всем сердцем? Не оттого ли высшие классы общества озирают­ся в недоумении где найти исход из современного печального порядка вещей. И нигде не видят по­мощи человеческой, ибо бессильною оказывается эта помощь там, где необходима высшая помощь Божественная...

И вот ныне все мы, призванные быть просве­тителями народа, что должны положить в осно­вание этого просвещения, как не веру Христову?.. Сохраним в себе этот свет Христова учения, глу­боко внедренный в сердца наши еще при самом вступлении в мир сей, и взыщем его как драгоцен­ное сокровище, ради которого мы готовы были бы оставить все, лишь бы его приобрести прежде все­го! И весь разнородный материал просвещения, из которого духовно созидается человек, постараемся приспособить к единой высшей цели человеческо­го существования! Цель же сия - приготовить в душе каждого внутреннюю храмину для обитания Христа, Который бы был светом вечным и истин­ным, просвещающим всякого человека, грядущего в мир (Ин. 1: 9).

Отец Фаддей также преподавал и на педаго­гических курсах для учителей земских школ. Он очень внимательно присматривался к своим уче­никам, которые могли оказать влияние на вос­питание народа. Он очень печалился, когда его ученики не посещали богослужений даже в двуна­десятые праздники, не видя в этом ничего дурно­го. На закрытии курсов батюшка Фаддей сказал: «Может быть, скажут многие в ответ, что взамен того приобрели они такие сокровища умственные, ради которых следует признать извинительным и стеснение религиозных требований духа? В по­добном-то ответе и сказывается неискоренимая привычка к тому иностранному, западноевропей­скому порабощению свободной русской мысли и жизни, на которое столь давно еще начали ука­зывать наши русские писатели. доселе русский народ не чувствует потребности освободиться от нигилистического ига Запада, которое все сильнее и сильнее ложится на высшие потребности духа, вытравливая в сердце его потребность веры в Бога и правды в жизни. Ибо какие приобретения ума могут заменить ту «душу живую», которая столь необходима в деле обучения, особенно же воспи­тания? Пусть на уроках русского чтения дети по­стигнут все совершающееся во внешней природе, строение растений, жизнь животных и так далее -неужели к знанию этого более всего стремится их душа? Что сделается с нею, если, постигши все это, она останется в неизвестности относитель­но величайших сторон собственной жизни и ее жизнь не приобщится к жизни «лозы истинной» (Ин. 15: 1), к которой она привилась бы, как одна из ветвей? Что будет с детской душой, когда взор ее будет всецело устремлен вне себя и не будет со­всем различать совершающегося внутри?»

15 марта 1902 года иеромонах Фаддей был возведен в сан архимандрита и назначен на должность инспектора Уфимской духовной се­минарии, а 8 сентября этого же года он был на­значен на должность ректора Олонецкой духов­ной семинарии. Летом, по окончании занятий в семинарии, иеромонах Фаддей устраивал курсы для преподавателей церковных школ Олонецкой епархии. Слушателям предлагались прекрас­ные уроки по предметам церковно-приходской школы, на которых показывалось прохождение каждого существенного отдела того или иного предмета. Все уроки анализировались с дидак­тической стороны, чтобы уяснить, какие приемы обучения ведут к решению поставленных задач и какие не достигают цели. Слушатели курсов должны были, в свою очередь, дать пробные уроки, которые также подробно разбирались. На этих курсах о. Фаддей преподавал общую дидак­тику, Закон Божий, церковно-славянский язык, а также следил за всей жизнью курсов, принимая в них самое активное участие. В 1908 году при их закрытии он сказал: «Мне хочется еще одна­жды засвидетельствовать вам, что я чувствовал себя снедаемым огнем желания возвестить вам о славе Церкви Христовой, о том, как вам, деяте­лям школы церковной, ввести в ограду Церкви те пути жизни вашей, которые от этой ограды в тех или иных отношениях уклонялись. Этот огонь понуждал меня говорить вам здесь и преподавать уроки духовной жизни. Он влек меня в беседах учебного характера показать, что и как можно сделать для того, чтобы жизнь народа, вами про­свещаемого, стала истинно христианскою».

Архимандрит Фаддей принимал участие также и в воскресных религиозно-нравственных чтениях, проходивших в Петрозаводске. В конце 1908 года стало известно, что он покидает Олонецкую семи­нарию для рукоположения в сан епископа. Многие его воспитанники устремились в Петрозаводск, чтобы получить напутственное слово и последнее благословение своего духовного наставника.

20 декабря 1908 года состоялось наречение ар­химандрита Фаддея во епископа Владимиро-Волынского. На следующий день архиепископ Во­лынский Антоний (Храповицкий), епископы Гродненский и Брестский Михаил (Ермаков), Холмский и Люблинский Евлогий (Георгиевский) и Бело сток ский Владимир (Тихоницкий) со вер ша­ли хиротонию архимандрита Фаддея во епископа Вла ди миро-Волынского.

Владыка Фаддей часто объезжал свою епархию, посещая каждый приход, бывая в самых глухих и отдаленных уголках. Были даже такие приходы, где крестьяне впервые видели архиерея. При объ­езде приходов владыка обязательно посещал церк­ви и школы и везде произносил проповеди, под­нимая дух паствы, ободряя пастырей и объединяя всех в общей молитве; иногда он говорил по шесть проповедей в день. Слово его было вдохновенно и со властью.

Владыка не раз делился своими впечатлениями от поездок с владыкой Антонием (Храповицким), и тот, зная, что Фаддей никогда не будет, по смире­нию своему, публиковать свои письма, сам относил их в печать. В одном из писем владыка писал: «Я не перестаю печалиться о том, что на Волыни повсю­ду славянский текст читается почти без перевода и объяснения. Говорят все, что программою требует­ся более «вводить в дух» читаемого, чем в смысл. По-моему, это нелепость. Худо так сухо изучать славянский текст, как в семинариях и особенно в академиях, но одним псалмодическим чтением без смысла разве можно ввести в дух священных книг? Ведь псалмодическое чтение - для церкви, в школе же, на уроках, должно быть чтение обычное, да и в церкви оно - не догмат. Учат тонкости грамматики, а живого текста не могут перевести. Я печалюсь об этом, но что сделать, не знаю... »

В Житомире, как и в Петрозаводске, владыкой Фаддеем устраивались богословские беседы. В них принимали самое активное участие архиепископ Антоний, епископ Фаддей, архимандрит Прокопий (Титов), иеромонах Митрофан (Абрамов) и епар хиальный наблюдатель священник Феодор Казанский. По воспоминаниям очевидцев, слуша­телей на всех беседах было очень много.

В Житомире епископ Фаддей устроил курсы для преподавателей церковно-приходских и светских школ. На курсах учителя совершенствовали свои знания по методикам преподавания церковно-славянского языка, общей дидактики, русского языка, арифметики, церковного пения, природоведения, экспериментальной психологии, сельского хозяй­ства и гигиены.

В 1910 году съезд наблюдателей церковных школ Волынской епархии постановил «просить преосвященнейшего Фаддея напечатать свою методику Закона Божия и образцовые уроки в «Епархиальных ведомостях».

В сентябре 1916 года епископ Фаддей был пе­реведен на Владикавказскую кафедру, управ­ляющим епархией на время болезни епископа Владикавказского Антонина (Грановского). К мес­ту нового служения владыка прибыл в Неделю по Воздвижении и сразу, никуда не заходя, отправил­ся в кафедральный собор, где совершил литургию. Затем произнес слово: «Волею Божией должно бы­ло мне, братие, прибыть в здешний край по случаю болезни преосвященного Антонина. долго ли при­дется мне пробыть здесь, ведомо Богу. Я же дол­жен был оставить Волынь, сделавшуюся для меня как бы новым отечеством, и идти, куда указывает Господь. Строить планы и предположения отно­сительно будущей деятельности при подобных об­стоятельствах особенно неуместно, хотя, впрочем, и вообще пастырю следует делать то, что ему ука­зывает Бог, исполнять волю Божию, правда, соз­нательно и свободно, но все же не предпринимая ничего по собственной лишь воле. И для пасомых главная мудрость жизни в том состоит, чтобы под руководством пастыря познавать, что (есть) воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12: 2).

21 января 1917 года вышел указ о назначе­нии на Владикавказскую кафедру епископа Макария (Павлова). Однако пребывание владыки на Владикавказской земле произвело неизглади­мое впечатление на паству. Впоследствии народ просил, чтобы епископа Фаддея оставили на Владикавказской кафедре, потому что в нем они увидели образ смиренного христианского пастыря, который неустанно учил их значению христианско­го звания и тому, как спасти свою душу. Кроме рус­ских, на этой российской окраине жили грузины, осетины, армяне, поляки, евреи - и для всех было поучительно и полезно слышать слово владыки.

В 1917 году Волынь оккупировали поочередно то немцы, то поляки, то петлюровцы. В 1919 го­ду архиепископ Евлогий (Георгиевский), управ­ляющий Волынской епархией, был вне епархии, и епископ Фаддей стал правящим архиереем этой епархии, ввергнутой тогда во все ужасы оккупа­ции, междоусобицы и разрушения. В это трудное время он духовно окормлял и поддерживал свою многотысячную паству. для населения города его пребывание на архиерейской кафедре в столь тя­желое время было большим утешением. В его лице жители получили бесстрашного защитника всех, кого несправедливо преследовали в то время вла­сти. Самому епископу пришлось претерпеть тогда много скорбей, особенно при власти петлюровцев: те требовали, чтобы он вел всю служебную пере­писку с ними на украинском языке, от чего епископ категорически отказался, несмотря на угрозы быть изгнанным за пределы Украины.

Вскоре владыка Фаддей был арестован. Сразу же после его ареста православные жители горо­да Житомира написали заявление в Волынскую ЧК с просьбой отпустить владыку. Они писали: «Епископ Фаддей много лет известен в городе Житомире, где нет храма, в котором бы он не слу­жил и не проповедовал. Нам известна и его личная жизнь как молитвенника и пастыря. Никогда епи­скоп Фаддей не вмешивался в политику, ничего не предпринимал против советской власти, ни к чему противозаконному никого и никогда не призывал.

Арест епископа Фаддея весьма тревожит все пра­вославное население города и его окрестностей, каковое волнуется тем, что лишено возможно­сти молиться со своим любимым архипастырем и пользоваться его духовным руководством. Все мы ручаемся в том, что епископ Фаддей стоит вне по­литики, и просим освободить его из заключения под вашу ответственность».

Но власти не отпустили епископа, но перевели его в Харьковскую тюрьму.

Сопровождавший владыку начальник секрет­ного отдела Волынской ЧК Шаров, понимая, на­сколько неубедительны обвинения против еписко­па, 19 февраля 1922 года подал свое особое мнение: «Епископ Фаддей, как высшее духовное лицо в Волыни... действовавший, безусловно, во вред со­ветской власти, ни в коем случае не может быть возвращен на Волынь. Со своей стороны, считал бы его политически неблагонадежным; как нахо­дящегося на Волыни более пятнадцати лет и поль­зующегося большим авторитетом среди местного населения, выслать из пределов Украины в распо­ряжение высшего духовенства РСФСР под неглас­ное наблюдение местных органов ЧК».

25 февраля ВУЧК, рассмотрев дело епископа Фаддея, постановила: «Гражданина Успенско­го И. В. «выслать в административном поряд­ке с правом жительства только в одной из цен­тральных северных губерний РСФСР и Западной Сибири с взятием подписки о регистрации в орга­нах ЧК».

9 марта 1922 года епископ Фаддей был осво­божден из Харьковской тюрьмы и на следующий день выехал в Москву. По прибытии в Москву он сразу пошел к Патриарху Тихону. Рассказав об обстоятельствах своего «дела» и о том, что его выслали из Украины и вряд ли допустят об­ратно, он просил Патриарха определить его на кафедру в один из волжских городов, поскольку сам он родился в Нижнем Новгороде. Находясь в Москве, архиепископ Фаддей принимал дея­тельное участие в работе Священного Синода при Патриархии. Служил владыка большей частью на Валаамском подворье. 13 марта состоялось назна­чение владыки на Астраханскую кафедру, с воз­ведением его в сан архиепископа. Но выехать в Астрахань и приступить к своим архипастырским обязанностям на этой кафедре владыке удалось лишь в декабре 1923 года.

Архиепископу Фаддею, явившемуся в отделе­ние Московского ГПУ на Большой Лубянке, что­бы получить разрешение на выезд в Астрахань, приказали не покидать Москвы, объяснив это тем, что из Харькова должно прибыть его след­ственное дело и только после рассмотрения этого дела Московским ГПУ владыке могут разрешить выезд. А вскоре архиепископ Фаддей был снова арестован. Предлог для ареста был найден сле­дующим образом.

В марте 1922 года большевики приступили к изъятию церковных ценностей. Началось новое гонение на Православную Церковь. Большевиками были расстреляны астраханские архиереи - пра­вящий святой Митрофан (Краснопольский) и ви­карный Леонтий. С того времени Астраханская кафедра вдовствовала. Тогда святой Патриарх Тихон возвел епископа Фаддея в сан архи­епископа и назначил на Астраханскую кафед­ру. После ареста святителя Тихона управление Православной Церковью было передано митро­политу Ярославскому, святому Агафангелу (Пре­ображенскому; |1928). Лишенный властями воз­можности переехать для управления Церковью в Москву, митрополит составил воззвание к россий­ской пастве, в котором раскрывал всю ложь об­новленческих лидеров и объявлял созданное ими ВЦУ неканоническим сборищем. два экземпляра этого воззвания он передал им через ехавшего в Москву человека архиепископу Фаддею и прото­пресвитеру Дмитрию Любимову. Вскоре после то­го как архиепископ Фаддей получил это воззвание, оно было отпечатано в типографии и расклеено на стенах некоторых московских храмов. ГПУ не удалось отыскать типографию, где было отпеча­тано воззвание, но архиепископ Фаддей и прото­пресвитер Дмитрий Любимов были арестованы. В сентябре 1922 года владыку выслали в пределы Зырянской области сроком на 1 год.

Архиепископ Фаддей был обвинен в том, что он способствовал печатанию воззвания. Владыка все обвинения категорически отверг. В сентябре 1922 года по «делу» архиепископа было состав­лено обвинительное заключение: «...распростра­нением нелегально изданных посланий митропо­лита Агафангела проявил враждебное отношение к советской власти и, принимая во внимание его административную высылку из пределов УССР за контрреволюционную деятельность... Успенского, как политически вредный элемент, подвергнуть административной высылке сроком на один год в пределы Зырянской области».

Из Москвы архиепископа Фаддея перевезли вместе с митрополитом Кириллом (Смирновым) во Владимирскую тюрьму. Митрополит Кирилл так вспоминал об этом: «Поместили в большую камеру вместе с ворами. Свободных коек нет, нужно располагаться на полу, и мы поместились в углу. Страшная тюремная обстановка среди во­ров и убийц подействовала на меня удручающе... Владыка Фаддей, напротив, был спокоен и, сидя в своем углу на полу, все время о чем-то думал, а по ночам молился. Как-то ночью, когда все спа­ли, а я сидел в тоске и отчаянии, владыка взял ме­ня за руку и сказал: «для нас настало настоящее христианское время. Не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души долж­ны открыться для подвига и жертв. Не унывайте. Христос ведь с нами».

Моя рука была в его руке, и я почувствовал, как будто по моей руке бежит какой-то огненный поток. В какую-то минуту во мне изменилось все, я забыл о своей участи, на душе стало спокойно и радостно. Я дважды поцеловал его руку, благодаря Бога за дар утешения, которым владел этот пра­ведник. Передачи в тюрьму для владыки Фаддея собирала Вера Васильевна Трукс. Архиепископ целиком отдавал их старосте камеры, и тот делил на всех».

Митрополит Кирилл вспоминал о случае про­зорливости владыки Фаддея: «Однажды, когда поступила обычная передача, владыка отделил от нее небольшую часть и положил под подушку, а ос­тальное передал старосте. Я увидел это и осторож­но намекнул владыке, что, дескать, он сделал для себя запас.

 - Нет, нет, не для себя. Сегодня придет к нам наш собрат, его нужно покормить, а возьмут ли его сегодня на довольствие?

Вечером привели в камеру епископа Афанасия (Сахарова), и владыка Фаддей дал ему поесть из запаса. Я был ошеломлен предсказанием и рас­сказал о нем новичку. Позже владыка отдал свя­тому Афанасию еще и свою подушку, а сам спал, положив под голову руку. Одному из заключен­ных он отдал свои сапоги и остался в шерстяных носках».

В ссылке архиепископ Фаддей поселился в по­селке, где вместе с ним были митрополит Кирилл (Смирнов), архиепископ Феофил (Богоявленский), епископы Николай (Ярушевич), Василий (Пре­ображенский) и Афанасий (Сахаров).

А в Астрахани ожидали приезда архиепископа Фаддея с нетерпением. После своего назначения 13 марта, владыка прислал в Астрахань своему викарию епископу Анатолию (Соколову) письмо, в котором он уведомлял о том, что он не может приехать в Астрахань раньше апреля, т. к. призван Святейшим Патриархом Тихоном к участию в де­лах Священного Синода. В письме архиепископ Фаддей просил епископа Анатолия (Соколова) прислать ему в Москву доклад о состоянии епар­хиальных дел. Епископ Анатолий передал при­ветствие астраханской пастве от владыки Фаддея и часто после богослужений рассказывал о его добродетелях и о скором приезде в Астрахань. Но владыка Фаддей не приехал в апреле, как обещал. А вскоре астраханцы узнали о его аресте.

А в это время добравшаяся до Астрахани об­новленческая смута увлекла за собой епископа Анатолия (Соколова), который, будто переменив­шись, стал с амвона злословить об архиепископе Фаддее, о котором еще недавно говорил с большим уважением, называя его тихоновцем и контррево­люционером. Управители самочинного обновлен­ческого ВЦУ тоже не бездействовали. В шестом номере журнала «Живая Церковь» за 1922 год было напечатано постановление ВЦУ от 23 июня 1922 года, в котором сказано: «Архиепископа Астраханского Фаддея (Успенского) уволить на покой с воспрещением ему пребывания в Мос­ковской области». После этого постановления ме­стные астраханские власти запретили возношение за богослужением имени архиепископа Фаддея. Но верующие в большинстве своем остались пре­данными Православию и не желали подчиняться самочинным церковным властям.

Летом 1923 года срок ссылки закончился, и ар­хиепископ Фаддей уехал в Волоколамск. Здесь он жил, а служить ездил в московские храмы. Осенью 1923 года владыка вновь был назначен Астрахан­ским архиереем. Астраханцы узнали о его возвра­щении и о скором приезде в Астрахань. В конце ноября к архиепископу Фаддею в Волоколамск отправились посланцы из Астрахани: соборный ключарь о. димитрий Стефановский и настоя­тель Крестовоздвиженской церкви о. Василий Смирнов. Приехали они поздно вечером, оты­скали его дом. Это была большая рубленая кре­стьянская изба на окраине города. Внутри было три перегородки, за одной из них и жил владыка. В комнате стояла железная кровать, у окна стол. Единственный стул предназначался владыке, а гостям принесли две табуретки. «Владыка принял нас не то что любезно, - вспоминал о. Дмитрий Стефановский, - а как-то по-монашески крот­ко. Говорил он тихо и мало. Мы рассказали ему о положении епархиальных дел, о трудностях, пе­реживаемых епархией, об обновленцах. Нас по­разила общая скудость обстановки и его бедная одежда, но зато привели в восторг аскетическая внешность, застенчивость и какая-то детская ро­бость. Когда в конце беседы мы положили перед ним пакет с деньгами на предстоящие расходы по поездке в Астрахань, владыка покраснел, смутил­ся и, отодвигая от себя пакет, сказал: «Что вы, что вы, зачем же деньги, нет, нет, не надо, я приеду, приеду». Нам стало неловко, как будто мы сде­лали что-то очень непристойное или обидное». После чая, поданного молодым келейником, ба­тюшки собрались уходить. При прощании влады­ка сказал им, чтобы они ехали домой одни, его не дожидались бы, и подчеркнул, чтобы о его при­езде не оповещали и не устраивали каких-либо встреч или церемоний.

Приехал архиепископ Фаддей в Астрахань 9 (22) декабря 1923 года. Ехал он в поезде и уже на подъезде услышал колокольный звон. Когда поезд остановился, купе тут же заполнилось духовенс­твом. Священники подходили к нему под благосло­вение, толпились, ища глазами его багаж, и были очень удивлены, увидев старенький саквояж и поч­ти не тронутый узелок со съестным и зеленой эма­лированной кружкой. Видно было, что эта востор­женная встреча смутила владыку. При выходе из вагона он смутился еще больше, увидев на перроне толпу из духовенства и мирян, а далее, за перроном, на вокзальной площади, - волнующееся людское море. Он растерялся, сунул ехавшему вместе с ним А. И. Кузнецову свой узелок, вышел из вагона и сейчас же оказался в центре людского потока. У во­кзала владыку ожидала пролетка, но сквозь толпу она не смогла пробиться - владыка пошел пешком, сопровождаемый толпой. Расстояние от вокзала до Крестовоздвиженской церкви было не более од­ного километра, но владыке потребовалось около двух часов, чтобы дойти до нее. Моросил мелкий холодный дождь, было грязно, но это, в отличие от торжественной встречи, нисколько не смущало владыку. Около одиннадцати часов утра он дошел до храма, и тут же началась литургия. Был вос­кресный день, праздник иконы Божией Матери «Нечаянная радость». Об этой нечаянной радос­ти, которая постигла астраханцев, сподобившихся увидеть своего долгожданного архипастыря, гово­рил в приветственной речи старейший протоиерей города о. Николай Пальмов. Литургия закончилась в три часа, и до пяти владыка благословлял народ. А вечером ему показали могилы убиенных архие­реев Митрофана и Леонтия. Впоследствии владыка часто служил на этих могилах панихиду. К приезду архиепископа Фаддея у православных оставалось всего десять церквей. девять храмов и два монас­тыря Астрахани были захвачены обновленцами.

Перед приездом архиепископа Фаддея у ве­рующих астраханцев возникла одна серьезная проблема - не было архиерейского облачения. Кафедральный собор и его богатейшая ризница были в руках обновленцев. Тогда в Покрово-Болдинском монастыре нашли один комплект архиерейского облачения, принадлежавшего подвижнику и аске­ту епископу Тихону (Малинину), управлявшему Астраханской епархией в конце XVIII века.

В иоанно-Предтеченском монастыре у одного из монахов отыскали мантию, принадлежавшую епископу Леонтию (фон Вимпфену), расстрелян­ному большевиками. У протоиерея Николая Пальмова хранился посох архиепископа Митрофана (Краснопольского), расстрелянного вместе с владыкою Леонтием. В этих по сути священных реликвиях, принадлежавших его духоносным предшественникам, и служил архиепископ Фаддей свою первую службу на Астраханской земле.

Появление архиепископа Фаддея на астрахан­ской кафедре было необычайным для нее даром. Владыка был святой жизни, что отмечали все близко знавшие его люди. Святейший Патриарх Тихон называл его светочем Церкви, чудом наше­го времени.

Кротость, смирение, аскетизм - основные чер­ты пламенного монашеского духа владыки Фаддея, которые отличали его с раннего возраста.

С первых дней пребывания архиепископа в Астрахани по городу стала ходить молва, что вла­дыка очень мало ест, почти целый день проводит в церкви, по ночам часто пишет, спит чуть ли не на голых досках. Какие-то сердобольные старуш­ки принесли ему чуть ли не дюжину только что сшитого белья, староста Владимирской церкви Агафонов, заметив на ногах архиерея старенькие, с заплатками, сапоги, принес ему хорошую, теп­лую обувь, но все это владыка немедленно раздал нищим. Жил он очень скромно.

Видя кротость и смирение архиепископа Фад­дея, доходивших порой до детского незлобия, лю­ди поражались его духовной красоте.

Эта духовная гармония притягивала к архипас­тырю людей, которые толпами сопровождали его по дороге в храм, искали общения с ним в церк­ви после службы, не отпуская его долгими часами, ища совета и утешения. Огромное количество лю­дей постоянно ожидало его возле дома, на улице и во дворе, что вызывало озабоченность у ухаживав­ших за владыкой.

Его жилище на Тевяшевской улице, дом № 11, находилось недалеко от Покровской церкви, куда он ходил ежедневно утром и вечером одной и той же дорогой - через парк.

дорога стала привычной. Здесь прихожане ждали владыку, чтобы вместе идти в храм. и еще очень долго эта дорожка в народе именовалась Фаддеевской.

Служил владыка Фаддей каждый день. Служил самоотверженно, невзирая на скорби и болезни. Особенно это ощущалось в Великий пост.

В августе 1924 года владыка предпринял по­ездку в Москву к Патриарху Тихону. 3 сентября у владыки был день тезоименитства, и по окончании литургии Святейший позвал его к себе. «Я знаю, вы, владыка, не любите торжественных приемов и многолюдных трапез, - сказал Патриарх, - так вот я пригласил вас на скромный завтрак, тем бо­лее что хочу видеть вас в самой простой, келейной обстановке». За трапезой Святейший сказал теп­лое слово в адрес именинника, назвав его светочем Церкви, чудом нашего времени. В ответ архиепи­скоп стал говорить об исповеднической деятель­ности Патриарха, о его мужестве и мудрости в де­ле управления Церковью. «Я молюсь Богу, чтобы Он сохранил вашу драгоценную жизнь для блага Церкви». Владыка несколько раз начинал разговор об обновленцах, но Патриарх отвечал: «Ну их, ну их... » - и переводил разговор на другие темы. По-видимому, он хотел, оставив хотя бы на время все докучливые заботы, утешиться в обществе владыки и самому духовно утешить его. Когда завтрак подо­шел к концу, Святейший подозвал келейника и что-то тихо сказал ему. Тот вышел и вскоре вернулся со свертком. «Ну вот, Высокопреосвященнейший, -сказал Патриарх, - вам именинный подарок - по русскому обычаю. Это облачение, причем красивое и сшитое по вашей фигуре. Хотел подарить отре­зом, да ведь вы такой человек - все равно кому-нибудь отдадите, да тут еще мантия, ведь ваша-то, поди, старенькая... »

Подарок был очень кстати: архиепископ поч­ти не заботился о себе, ходил в старой заплатан­ной рясе и чиненых сапогах, имел одно облаче­ние. Принимая сверток, владыка уронил его, и на пол выпал красный бархатный футляр. «да, тут еще маленькое прибавление... Как это я забыл ска­зать о нем?» - широко улыбаясь, сказал Патриарх. Архиепископ открыл футляр. В нем был бриллиан­товый крест на клобуке.

После смерти святителя Тихона обновленцы об­ратились к архиепископу Фаддею с приглашением принять участие в работе по подготовке Собора. Владыка ответил: «имею честь сообщить, что на принятие участия в организационной работе по со­зыву 3-го Всероссийского Поместного Собора я не имею канонически законного полномочия».

Важно отметить, что сам владыка Фаддей за все время своего пребывания в Астрахани ни одного слова не сказал публично против обновленчества. Но для верующих не нужны были слова обличе­ния, они и без слов понимали правду Церкви, во­площенную в этом божественном сосуде кротости, смирения, преданности и полного отречения от всего, что не есть Церковь.

Хорошо это чувство выразил идеолог астрахан­ского обновленчества о. Ксенофонт Цендровский, когда приносил покаяние в грехе раскола. Он сказал: «долго я коснел в грехе обновленчества. Совесть моя была спокойна, потому что мне каза­лось, что я делаю какое-то нужное и правое дело. Но вот я увидел владыку Фаддея, я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого, проникно­венного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью. и я поспешил уйти. Теперь я ясно осознал, что увидел человека, которому можно поклониться не только в душе, но и здесь, на ваших глазах».

действительно, хотя обновленцы теряли свою паству, но, благодаря поддержке властей, натиск их на православные храмы не утихал. Сначала они захватили Крестовоздвиженский храм, а по­сле того, как владыка Фаддей сделал Рождество-Богородицкий храм своим собором, потянули свои руки и к этой церкви. 24 января 1924 года местны­ми властями было вынесено решение о регистрации обновленческой общины Рождество-Богородицкого храма. Староста церкви Ф. П. Гузик пытался оказать сопротивление, не отдавал ключей, но был аресто­ван. Ключи у него, таким образом, были отобраны и переданы обновленцам. Положение с богослуже­нием в храме из-за этого осложнилось. Хотя у пра­вославных и оставался верхний храм Рождество-Богородицкой церкви, но вход на оба ее этажа был через одну железную дверь.

Таким образом, православные попали в зави­симость от обновленцев, владевших ключами от внешней двери. Чтобы попасть в верхний храм Рождество-Богородицкой церкви, нужно было выпрашивать ключи у обновленческого старосты двинятинова, который давал их очень неохотно. Православные жаловались на это местным вла­стям, но безрезультатно.

Несмотря на всяческие препоны, архиеписко­пу Фаддею (Успенскому) удавалось служить в верхнем храме Рождество-Богородицкой церкви. Но обновленцы сопровождали его богослужение всевозможными провокационными выпадами. Вот один из таких случаев. Во время архиерей­ской службы в верхнем храме молиться приходи­ло много верующих, так что еще большая толпа народу, не помещаясь в церкви, стояла на внут­ренних лестницах, ведущих на верхний этаж. Здесь, в коридоре, у входа в нижний храм, стоял двинятинов и искушал молящихся: «Эх вы, ба­раны, чего толпитесь? Ведь вот храм, разве он не такой? идите сюда. Привязались к Фаддею, а он что? Простой, без образования (а на самом деле он был доктором богословия), монах, не чета на­шему Анатолию - академику!» (Слово «академик» он произносил: «икадемик»).

От его слов среди молящихся начиналось волне­ние. Кто-то возмущенно воскликнул: «Выбросьте его вон!» После этого двинятинов скрылся в пус­тующем нижнем храме.

Перед Пасхой 1924 года верхний храм Рождество-Богородицкой церкви все же был захвачен обновленцами. Сначала двинятинов отказал в вы­даче ключей, и около месяца церковь стояла закры­той. Вслед за тем местная власть зарегистрировала Рождество-Богородицкую церковь за обновленца­ми целиком.

После захвата обновленцами Рождество-Бого­родицкой церкви архиепископ Фаддей (Успенский) перенес свою кафедру в Знаменскую церковь.

Но и этот храм удержался за православными всего лишь одну неделю. Архиепископ Фаддей назначил в нем богослужение в одно из воскресений, а накану­не явился к нему староста И. И. Козлов и сообщил, что храм перешел к обновленцам по распоряжению местных властей. Настоятель храма, престарелый протоиерей Дмитрий Фаворский, остался у обнов­ленцев, а священники о. Иоанн Орлов и о. Иоанн Болтинский перешли: один - в Петропавловскую, а второй - в Покровскую церкви.

Захват Знаменской церкви обновленцами про­изошел так же, как и захват Крестовоздвиженской церкви. В общем-то, методы, избранные обновлен­цами в этом деле, ничем не отличались от прежних, когда они, чтобы зарегистрировать свои общины, создавали фальсифицированные списки верующих. Единственное, чего не хватало у обновленцев, -«искусных делателей», а если и были, то так уже замарались, что им никто не верил. Тогда и востре­бованы были свежие силы.

Обновленческий епархиальный совет сроч­но вызвал из астраханской глубинки священ­ников: о. Николая Котова из села Харабалей и о. Петра Калилейкина из села Икряного. Отцу Петру Калилейкину поручили собрать подписи для обновленческой группы Крестовозвиженской церкви. и священник тот пошел по домам прихо­жан Крестовоздвиженской церкви, обманывая их тем, что «если они не подпишутся, храм отдадут обновленцам, так как первый список неправиль­ный, и надо собирать вновь». Прихожане, еще не зная об обновленчестве Калилейкина, довери­лись ему как духовному лицу и подписались под списком. 22 человека из этих обманутых священ­ником Калилейкиным подали потом заявление с отказом от своих подписей под обновленческим списком. Точно так же действовал и о. Николай

Котов по захвату Знаменской церкви. Быстрота и наглость обновленцев способствовала их успеху. Священник Николай Котов даже после того как прояснилась его обновленческая натура, не расте­рялся и продолжал действовать очень напористо. Входя в дом, он так начинал свою речь: «Ты бабуш­ка, слышала, как ругают живоцерковников. А ведь это несправедливо. Они лучше, чем староцерков­ники. Чтобы помянуть родственников о здравии или за упокой, тебе надо идти в церковь, подавать записку, платить деньги, а вот мы будем поминать всех бесплатно. Говори, кого записать?» Со слов старушки, составляли длинный список живых и умерших, которых записывали вместе с отчествами и фамилиями (якобы для уважения). Такие списки потом и подавались в административный отдел.

Махинации, совершаемые Калилейкиным и Котовым, были всенародно раскрыты в Петропав­ловском храме братьями Кочергиными, при их по­каянии в грехе обновленческого раскола.

Возмущенные этими действиями обновленче­ских провокаторов, старосты отобранных у пра­вославных людей православных церквей: Киселев, Баринов, Гузик, Коновалов, Григорьев, Осипов и другие - ворвались в кабинет председателя Губисполкома с требованием прекратить поддерж­ку местными властями «живоцерковников». На их требование заведующий административным отде­лом Терехов вынужден был показать обновленче­ские списки, состоящие почти сплошь из «мертвых душ». Отец Николай Котов в своей ретивости со­бирал списки родственников старушек, не обращая внимания на то, кого он записывает. Баринов даже нашел в этих списках свое имя: «Баринов Федор Евдокимович». Несмотря на все эти изобличающие обновленцев факты, местные власти не отказались от своей регистрации обновленческих общин и не возвратили православным храмы.

Обновленцы же, ободренные своими успеха­ми, развернули кампанию по захвату еще двух православных храмов: Петропавловского и иоанно-Златоустовского. Православная община Петро­павловской церкви была зарегистрирована адми­нистративным отделом еще 16 октября 1923 года. Обновленцам не удалось тогда захватить храм, хотя его настоятель - протоиерей Н. И. Орлов -поддерживал их движение. Но, видимо, о. Николай Орлов перешел к «живоцерковникам» «по нужде», почему и не предпринял никаких попыток к ото­бранию храма у православных. Мало того: чтобы храм остался за православной общиной, он ушел за штат, продолжая служить только с епископом Анатолием (Соколовым) в других обновленческих храмах. После захвата обновленцами Знаменского храма они снова стали вести подготовку к ото­бранию Петропавловской церкви. В середине мая 1924 года настоятель храма о. Борис Ветвицкий был вызван в Губисполком, и там ему было ска­зано, что церковь Знамения предположено обра­тить в производственное предприятие и в связи с этим обновленцы претендуют на Петропавловский храм. Одновременно с этим продолжалась тяжба с административным отделом православной об­щины иоанно-Златоустовской церкви, тянувшая­ся еще с ноября 1923 года. При регистрации этой общины административным отделом возникла уже знакомая нам ситуация с переучетом церков­ных ценностей. 14 ноября 1923 года при переучете особой Губернской комиссией имущества иоанно-Златоустовской церкви была обнаружена якобы растрата серебряного напрестольного креста и медной купели и найдено 60 серебряных и прочих предметов, не записанных в церковную опись.

После ареста 16 ноября Губотделом ГПУ свя­щеннослужителей этого храма о. Василия Наследышева и о. Федора Лебедева административный отдел признал: православное общество иоанно-Златоустовской церкви «должно быть распущенно, вследствие чего он не может их зарегистрировать на основании инструкции НКЮ и НКВД от 27 ап­реля 1923 года».

После этого Иоанно-Златоустовское православ­ное общество составило новую группу, от которой и были поданы все необходимые документы о ре­гистрации. Одновременно с этим были поданы документы от общины «живоцерковников». Но заявление от новообразованной православной об­щины 6 февраля 1924 года было также отклонено административным отделом - на основании все той же первоначальной причины, что часть данной общины привлекается к ответственности за совер­шение преступления (по ст. 80 УК). Православная община, не желая отказываться от борьбы за храм, 8 февраля 1924 года обратилась в Губисполком с новым ходатайством о ее регистрации. Вследствие этого спрашивалось о разрешении продолжения службы в храме. Административный отдел вынес постановление о регистрации обновленческой об­щины. Узнав об этом, православные выставили пикеты, чтобы не допустить обновленцев в храм. Власти попытались отобрать у православных клю­чи и закрыть храм, но этого у них не получилось.

А между тем из Астрахани в Москву отправилась делегация представителей православных общин с жалобой на действия местных властей в незакон­ной поддержке ими обновленцев. Мысль о поезд­ке в Москву возникла у бывших старост захвачен­ных обновленцами храмов после посещения ими

Губисполкома. Такого же мнения придерживался архиепископ Фаддей (Успенский). 14 (27) мая, в самый разгар баталий из-за Петро-Павловского и Иоанно-Златоустовского храмов, пришел на­вестить владыку Аркадий Ильич Кузнецов, очень верующий человек, юрист, много помогавший архиерею своими советами. Владыка был очень взволнован и, когда Кузнецов переступил порог его кельи, сразу же обратился к нему: «Вот хоро­шо, что вы пришли так скоро. давайте подумаем, что делать с обновленцами. Заберут они ведь все наши храмы. Я думаю, что надо бы послать жалобу в Москву и поехать с ней вам и представителям от церквей. Вы слышали, что говорили Кочергины у «Петра и Павла»? А вот груда заявлений от верую­щих о мошеннических проделках обновленцев». Архиепископ Фаддей показал на лежащие у него на столе заявления. Кузнецов, выслушав архиерея, не стал раздумывать и сразу же согласился напи­сать жалобу и поехать с ней в Москву. Буквально на другой день квартира Кузнецова превратилась в какой-то штаб. Вечерами приходили старосты, приносили заявления от верующих, в которых они разоблачали подлоги обновленцев при составле­нии списков. Приходили также и священники, не имеющие своего прихода, торопя Кузнецова с на­писанием жалобы и с отъездом. Когда наконец жа­лоба с грудой приложений была готова, подписать ее собралось около 20 человек.

7 (25 мая) июня 1924 года А. И. Кузнецов вместе с Бариновым и Осиповым выехали в Москву. При отъезде архиепископ Фаддей (Успенский) вручил Кузнецову письмо на имя Святейшего Патриарха Тихона, к которому посланцы из Астрахани долж­ны были зайти, прежде чем идти с жалобой в пра­вительственные инстанции. Так они и сделали. Патриарх принял их, оставил жалобу и все прило­жения у себя для прочтения, а на другой день вер­нул с письмом на имя Орлеанского. Астраханские посланцы разыскали Орлеанского и через него по­пали на прием во ВЦИК, к Смидовичу, который со своей благоприятной для жалобщиков резолюци­ей направил их в Наркомюст к Красикову. Едва про­сители переступили порог его кабинета и вручили жалобу, Красиков обрушился на Кузнецова, назвав его «тихоновским приспешником» и «контррево­люционером», а потом выпроводил просителей, объявив им свою «резолюцию»: «Больше ко мне не приходите и вообще не приезжайте в Москву по мракобесовским делам. Жалобу разберем без вас, и ответ получите».

Возвращались посланцы в Астрахань в смятен­ных чувствах. Пославшим их представителям при­ходов они сообщили не совсем утешительные све­дения: Красиков их выгнал, хотя сказал, что жалобу все же рассмотрят. Вселяло небольшую надежду бла­гожелательное отношение Смидовича, поставившего на их жалобе ободряющую резолюцию. Оставалось только ждать ответ, но ответа не было.

Прошло несколько месяцев. Кузнецов уже в ав­густе два раза наведывался к Терентьеву со справ­ками по поводу жалобы, но бесполезно. дваж­ды Кузнецов по предложению представителей приходов телеграфировал Красикову о положении дел, но в ответ было только молчание. В конце концов, Кузнецов надоел властям со своей актив­ностью, и они решили от него избавиться. В кон­це октября, утром, в воскресенье, у Кузнецова до­ма произвели обыск. Работники ГПУ Киселев и Мальцев изъяли хранившиеся у него копии жалобы со всеми приложениями. Кузнецову было приказа­но явиться в Астраханское отделение ГПУ на дру­гой день. Кузнецов был совершенно убежден, что его арестуют, но архиепископ Фаддей (Успенский) в тот день, вечером, ободрил его: «Завтра с ва­ми ничего не произойдет, не бойтесь. Немножко побранят, прочтут вам лекцию, как опасно защи­щать Церковь, и отпустят. Я помолюсь за вас». Действительно, когда Кузнецов утром явился в ГПУ, уполномоченный Киселев сначала обрушил­ся на него с угрозами, называя опасным сообщни­ком врагов революции, которые «цепляются» за Церковь, указал ему статью уголовного кодекса, по которой он будет привлекаться, но в конце беседы вдруг неожиданно изменился. Он стал вежлив и предложил Кузнецову дать подписку о том, что тот больше не будет оказывать юридической помощи «староцерковникам». Кузнецов согласился дать та­кую подписку и был отпущен.

В одно время с жалобой в Москву на незаконные действия обновленцев в Астраханский Губисполком также была подана докладная записка за подписью архиепископа Фаддея и астраханских священно­служителей, протоиереев о. Евгения Покровского, о. Петра дьяконова, о. Бориса Ветвицкого, о. Иоан­на Орлова и священников о. Василия Смирнова и о. иоанна Болтинского. В этой записке говорилось, в частности:

«В городе Астрахани, как и в других местах СССР, ввиду существования декрета о свободном вероисповедании, наблюдаются различные тече­ния в церковной жизни. Основными и главными течениями в ней являются так называемые «ста­роцерковное» и «обновленческое». Так как в рядах того и другого, а часто одного и того же течения, стоят люди различного склада характера, ума, на­правления деятельности, степени искренности в защите своих чисто церковных идеалов и правил, то о данных группировках не всегда составляется правильное представление и соответствующая дей­ствительности характеристика.

исполняя обряды религиозного культа среди староцерковных общин города Астрахани и кон­статируя стремление в них исключительно к удов­летворению их религиозных потребностей, мы считали своим долгом, для рассеяния недоразуме­ния, которое создалось в г. Астрахани около имени староцерковных общин, высказаться по нижесле­дующим вопросам, характеризующим «староцер­ковную» группу:

1. Староцерковники города Астрахани отнюдь не являются противниками обновления и реформ церковной жизни, если они будут проводиться не­противным для сознания верующих строго канони­ческим путем. В частности, в отношении введения нового стиля в церковной жизни ни староцерков­ные общины, ни служители из религиозных куль­тов не являются реакционерами, желающими в силу своей косности во чтобы то ни стало противиться его проведению в жизнь, но людьми, стоящими на основе церковных канонов и ничего не имеющими против, если он (новый стиль) будет введен автори­тетным каноническим органом церкви одновремен­но во всей Православной Греко-Восточной церкви и с предварительной подготовкой.

2. В прошлом, 1923 году, часть староцерковных служителей культа была привлечена к ответствен­ности в связи с переучетом церковного имущест­ва, вследствие чего создалось впечатление, что староцерковники преступно и пренебрежительно относились к церковному имуществу, переданно­му им по договору для пользования. Но по окон­чании следственного разбора дела над привлечен­ными к ответственности священнослужителями выяснилось, что они виновными не оказались. Поэтому астраханские староцерковники не явля­ются лицами, небрежно и преступно относящими­ся к переданному им для пользования церковному имуществу.

Высказывая настоящее мнение по наиболее животрепещущим церковным вопросам, имею­щим значение для церковной жизни в городе Астрахани, желая быть вполне лояльными и доб­росовестными по отношению к Советской вла­сти, стремясь к точному выполнению декретов Советской власти вообще и, в частности, декрета об отделении Церкви от Государства, - настоя­щим просим Президиум Губисполкома пересмот­реть вопрос о пользовании церквами в городе Астрахани верующим населением староцерков­ного течения в интересах его абсолютного боль­шинства».

и на это обращение архиепископа Фаддея и ас­траханского духовенства никакого ответа не после­довало.

и все же, несмотря на это, в церковной жизни народа Астрахани наступило некоторое затишье. Обновленцы приутихли и сразу же после подачи жалобы в Москву оставили свои притязания на Петропавловскую церковь. изменилась ситуация и с иоанно-Златоустинским храмом. Православной общине этого храма удалось добиться регистрации, которая и была оформлена административным отделом 11 августа 1924 года. Таким образом, эта церковь все же осталась за православными.

Но самым замечательным успехом православ­ных стало возвращение им Никольской церкви в Трусовском поселке. Перешедший к обновлен­цам настоятель этого храма протоиерей Серафим Аврорский вынужден был покинуть приход, и цер­ковь 30 сентября 1924 года была зарегистрирована за православной общиной.

В селах Астраханской губернии приходские хра­мы также в большем своем числе вернулись под опеку архиепископа Фаддея (Успенского). Под на­пором православных немногочисленные обновлен­ческие общины покидали обманом захваченные ими храмы, а если где и удерживались, то ненадол­го. до конца 20-х годов православные общины из­гнали обновленцев из большинства сельских хра­мов. В 1927 году в селах Астраханской губернии насчитывалось 105 православных храмов, тогда как за обновленцами числилось всего 2 храма.

Уже в марте 1924 года владыка Фаддей сделал собором Владимирскую церковь, вмещавшую мно­готысячное количество верующих.

Церковь Петра и Павла он определил для вос­кресных всенощных бдений и чтения акафиста Николаю Чудотворцу; Покровскую церковь - нечто вроде крестовой, где он ежедневно бывал и почти ежедневно совершал литургию. Постом владыка любил служить в Единоверческой церкви, очень уютной, богато украшенной, снаружи увенчанной пятиглавой кровлей, со старинной архитектурной пирамидальной колокольней.

Впрочем, владыка часто посещал и все дру­гие храмы и по будням служил то у Афанасия Афонского, то у Тихвинской, то у Николы. Все зна­ли, что в любой день владыка где-нибудь служит. Но были у него и постоянно заведенные богослу­жения. В церкви Петра и Павла он служил каждую среду всенощную, а в четверг - акафист Николаю Чудотворцу, в пятницу он читал акафист Пресвятой Богородице в Покровской церкви, в воскресе­нье - акафист Спасителю во Владимирском собо­ре. После акафистов владыка вел беседы. В церкви

Петра и Павла он разъяснял Новый Завет, начи­ная с первой главы Евангелия от Матфея и кон­чая Апокалипсисом. Владыка останавливался на каждой строчке евангельского текста и разъяснял его смысл. За акафистами в Покровской церкви -по пятницам - владыка изъяснял Ветхий Завет, а после воскресных акафистов - житие святых дня. Проповеди владыка говорил за каждой литургией, даже и тогда, когда был нездоров.

В Астрахани владыка Фаддей был окружен все­общей любовью как мирян, так и духовенства. Хотя среди части астраханского духовенства в от­ношении к владыке ощущалась некоторая двойст­венность: с одной стороны, они разделяли общее умиление его прекрасной личностью, его монаше­ской кротостью, смирением, чрезвычайной дос­тупностью и простотой в обращении со всеми, но, с другой стороны, в них проглядывала добродушная ирония по поводу его метода управления епархи­ей, состоявшего в полном самоустранении от всех административных дел. действительно, владыка отстранял от себя административную часть управ­ления епархией, это могло показаться странным, совершенно необычным, противоречащим церков­ному порядку. У владыки не было своей канцеля­рии. Была всего одна именная архиерейская печать для ставленнических грамот и указов о назначени­ях и перемещениях. Ставленнические грамоты и окружные (пасхальные и рождественские) посла­ния печатала на машинке дочь ключаря - Елизавета Дмитриевна, а указы о назначениях выводил от руки сам ключарь о. Дмитрий Стефановский. Все делопроизводство находилось у ключаря в саквоя­же. Конечно, быть может, в то время администра­тивные функции епархиального архиерея были очень незначительны. После кончины Патриарха Тихона и ареста его местоблюстителя - митропо­лита Петра (Полянского) епархии вообще оста­лись без центрального управления. Что же делать в таких условиях канцелярии? Формуляров на ду­ховенство не велось после того, как в дни револю­ции была разгромлена Консистория, а вместе с ней уничтожены и формуляры. А уж дисциплинарных дел и вовсе быть не могло: потому что за всю свою архиерейскую деятельность владыка Фаддей ни на кого ни одного взыскания не наложил. Более того, никто не слышал от него какого-то ни было устно­го упрека или грубого слова, сказанного в повы­шенном тоне.

По правде сказать, и не было у владыки времени для канцелярских дел. Ежедневные, утром и вече­ром, посещения церкви и служба, а днем - прием посетителей, постоянно толпившихся на лестни­це, в коридоре, во дворе, ввиду открытого доступа к владыке. Какой-то деревенский батюшка, узнав о простоте приема посетителей архиереем, явился к нему прямо с парохода в шесть часов утра. и был сразу принят.

Конечно, можно предположить, что чисто ас­кетический строй жизни выработал у владыки Фаддея осознание, что, помимо чисто монаше­ского делания - созерцания, богомыслия и мо­литвы - его внешняя миссия как епископа должна состоять в постоянной апостольской связи с на­родом, в назидании верующих сердец. Все осталь­ное приложится. именно такое, чисто духовное управление паствой, составляющей тело Церкви Христовой, соответствовало внутреннему убежде­нию владыки. и не случайно говорил он часовые проповеди за каждым богослужением, вел бесе­ды за акафистами, в течение двух лет объяснял Священное Писание, предпринимал апостольские поездки по епархии. и верующие люди, следовав­шие за ним тысячами, видели в нем не только от­решенного от всего мирского святого человека, но и своего духовного отца.

Собственный пример был главной силой для ар­хиепископа Фаддея в управлении Церковью. Вот один из случаев, показывающих влияние собст­венного примера владыки на других. дьякон церк­ви села Никольского Дмитрий Попов был уволен церковным советом из прихода за самогоноваре­ние. Зная о близости Аркадия Ильича Кузнецова к архиерею, он явился к нему с просьбой, ссыла­ясь на бедственное положение его большой семьи, не сможет ли Аркадий Ильич замолвить за него слово перед владыкой. Было место дьякона во Владимирской церкви (у о. Дмитрия был хороший бас), но нужен архиерейский указ. О. Дмитрий уве­рял Кузнецова, что обвинение его в самогоноваре­нии - клевета, тот поверил, и они вместе пошли к владыке. Оставив дьякона ожидать в коридоре, Аркадий Ильич зашел в келью и рассказал влады­ке, зачем он пришел. Владыка уже знал о случив­шемся из письма старосты из села Никольского. «А он не будет варить самогонку в городе?» - спро­сил владыка у Кузнецова.

Тот убежденно ответил, что это клевета и что сам о. Дмитрий здесь и собирается опровергнуть обвинение. Кузнецов позвал дьякона, а тот, едва переступив порог кельи, сразу же бросился в но­ги архиерею. Владыка смутился: «Что вы, что вы, зачем это?» и, наклоняясь, стал поднимать его за руку. А дьякон завопил своим басом: «Простите меня, владыка святой... Я недостойный, окаян­ный, дьявол меня попутал и завлек в этот грех...» Когда он успокоился, владыка спросил его: «Даете вы слово, что больше не будете заниматься само­гонкой?» Обрадованный дьякон в слезах, с крест­ным знамением дал обещание. Владыка преподал ему благословение и сказал: «Молитесь Божией Матери, чтобы Она помогла вам избавиться от этого соблазна». После этого о. Дмитрий повер­нулся лицом к Кузнецову и повалился ему в ноги, прося прощения в том, что он ему солгал. Позже, вспоминая этот случай, о. Дмитрий Попов расска­зывал Кузнецову: «История моего назначения во Владимирскую церковь есть история исцеления от моих недостатков. Я лгал вам, что не варил са­могон, хотел эту ложь продолжить и у архиерея. Но, увидев его, я понял сразу, что такому человеку лгать нельзя. Его аскетический вид, большие гла­за, кроткие и проникновенные, покоряли и звали к правде Божией. Беру на душу величайший грех, если скажу вам, что другому архиерею, особенно тому, кто меня рукополагал, я не солгал бы, зная, что за признание он оттаскал бы меня за волосы и другого места не дал... данное обещание я твер­до храню и со слезами вспоминаю милость ко мне этого чудесного человека». дьякон Дмитрий Попов, по отзывам духовенства и церковного со­вета Владимирской церкви, был примерным чело­веком, отличался благочестием. Через год владыка Фаддей сделал его протодьяконом. Умер он от ту­беркулеза в 1933 году.

Понимая душу и мистический склад жизни влады­ки, само его окружение старалось уже избавить его от административных, канцелярских дел. Под руково­дством о. Дмитрия Стефановского духовенство зани­малось разными церковными вопросами.

План богослужений архиерея составлялся здесь же, ключарь показывал его владыке, обычно он с ним соглашался и один экземпляр прикреплял к стене у единственного стола. Часто владыка не знал, кто будет ему сослужить в том или ином бо­гослужении, так как во все эти вопросы не вникал.

Владыка любил церковное пение. Зная это, ок­ружавшее его духовенство маневрировало певцами. Нужно сказать, что в Астрахани в те времена было несколько прекрасных хоров. В Петропавловской церкви руководил хором знаменитый Жимский, в иоанно-Златоустовской церкви - Васильев (быв­ший регент Успенского кафедрального собора), а во Владимирской церкви - Власов-Желудков. Одним словом, в каждой церкви, находившейся под окормлением владыки Фаддея, был хороший хор. и вот к тому или иному архиерейскому бо­гослужению церковный хор усиливался за счет хоров других церквей. иногда сам владыка гово­рил ключарю, чтобы он попросил регента спеть «Херувимскую» Рахманинова, Чайковского или еще какого-нибудь автора.

иногда в коридоре архиерейского дома реша­лись и хозяйственные вопросы.

Так как владыка о своем бюджете не думал, то о нем позаботились все те же отцы, окружавшие его. Они распределили между приходами расхо­ды по содержанию архиерейского дома. Квартиру, освещение, отопление и все прочие расходы, свя­занные с квартирой, должен был оплачивать при­ход Покровской церкви; за пользование выезд­ной пролеткой расчеты с ее хозяином Федором Федоровичем должен был нести приход Иоанно-Златоустинской церкви. Приход Петропавловской церкви обеспечивал ежемесячную выдачу денег на продовольствие, обувь, одежду и прочее. деньги выдавались Вере Васильевне Трукс (благословлен­ная Патриархом Тихоном келейница владыки). За Владимирской церковью оставлена была обязан­ность покупки материалов и пошив из них облаче­ний, иподиаконовских стихарей, расчеты с портны­ми. Хотя владыка предпочитал все время служить в своем ветхом желтеньком облачении, а летом - в белом полотняном, с голубой отделкой. Только под конец для него было сшито зеленое бархатное обла­чение. Кажется, один раз он в нем только и служил.

Нетребовательность ко всему у владыки была необыкновенная. Питался он, как правило, каким-нибудь грибным или овощным супом, овощными котлетами, в скоромные дни ему подавали рыбную уху с кусочком рыбы и немного каши. Утром он пил один стакан густого, только что заваренного чая с булочкой, в скоромные дни булочку помазывал сливочным маслом. Келейник владыки, о. Халев, не выдержал всей суровой жизни в его доме, отпро­сился в отпуск, уехал и больше не вернулся.

В 1924 - 25 годах в Астрахани происходили пуб­личные диспуты на тему: «Есть ли Бог?» В качестве оппонентов приглашались архиепископ Фаддей и обновленческий епископ Анатолий (Соколов). Однажды читал лекцию ректор Московского уни­верситета М. Н. Покровский. Диспут происхо­дил в кинотеатре «Модерн». Апологетическая речь владыки Фаддея вызвала шумные апло­дисменты. Второй диспут, происходивший в те­атре «Аркадия», был для владыки огорчителен. доклад проректора Саратовского университета Ильинского был содержательным. Владыка запи­сывал некоторые места из доклада, собираясь вы­ступить, но вслед за Ильинским выступил с докла­дом «присяжный лектор» астраханских атеистов Образцов, допустивший в речи хулиганское объяс­нение всемирного потопа. Владыка Фаддей встал и немедленно вышел из ложи, за ним последовало и бывшее здесь духовенство. В президиум диспута была передана и оглашена записка владыки, что он не намерен участвовать в собрании, лишенном на­учного интереса и превращенном в арену антире­лигиозных анекдотов.

дважды приезжал в Астрахань обновленчес­кий «благовестник», он же митрополит Александр Введенский, со своими лекциями. Несмотря на специальное приглашение, владыка Фаддей оба раза уклонился от присутствия на этих лекциях. В Астрахани Введенскому, скорее всего, не очень понравилось, о чем он поведал в обновленчес­ком журнале «Вестник Священного Союза...»: «В Астрахани ничего нельзя сделать полезного для Церкви, пока там сидит епископом фанатик Фаддей (Успенский)».

К сожалению, недолгим было пребывание ар­хиепископа Фаддея на Астраханской кафедре. 29 октября 1926 года ГПУ арестовало заместите­ля Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского). В права заместителя вступил архиепископ Иосиф (Петровых), который 8 декабря издал распоряжение, где назначил себе заместителя по управлению Церковью: архиепи­скопов Екатеринбургского Корнилия (Соболева), Астраханского Фаддея (Успенского) и Угличского Серафима (Самойлова). Архиепископ Корнилий был в ссылке и не мог выполнить возложенное на него поручение. Поэтому в середине декабря ар­хиепископ Фаддей выехал из Астрахани в Москву, чтобы приступить к возложенным на него обязан­ностям по управлению Церковью, но в Саратове он был задержан и отправлен в город Кузнецк, покидать который ему запрещалось. и только в марте 1928 года власти разрешили ему выехать из Кузнецка в Москву. Митрополит Сергий, освобож­денный к тому времени из тюрьмы, назначил вла­дыку в Саратов, а в ноябре того же года перевел в Тверь.

В Твери архиепископ Фаддей поселился на ти­хой улочке в угловом доме с небольшим садом, ого­роженным высоким деревянным забором. Вдоль забора пролегала тропинка, по которой владыка подолгу ходил и молился, особенно по вечерам. После молитвы он благословлял на все стороны город и уходил в дом.

За каждой литургией он говорил проповеди, и каждое его слово было наполнено святоотеческим духом, который жил в нем. К проповедям он всегда готовился заранее и очень тщательно.

Неподалеку от города, в селе Пречистый Бор, владыка снимал дачу и ездил туда, когда хотел по­работать. Но и здесь верующие часто посещали его. Однажды летом к нему приехали девочки лет четырнадцати - шестнадцати из числа прихожа­нок, однако не решились беспокоить его в ранний час и расположились на опушке леса рядом с се­лом. Одна из них залезла на сосну, чтобы наблю­дать, когда владыка выйдет, остальные занялись приготовлением завтрака. Вдруг они услышали го­лос архиепископа: «девочки, что вы тут делаете?» Оказалось, что он давно уже гуляет по лесу и мо­лится и теперь возвращается домой. Узнав, что де­вочки приехали его проведать, владыка пригласил их к себе. Гостили они у него весь день.

Всех приходящих владыка принимал с большой отеческой любовью, никому не отказывая, зная, что сейчас время скорбей и кому, как не архипас­тырю, утешать свою паству. Многие, видя правед­ную жизнь архиепископа и веря в силу его молит­венного предстательства перед Богом, шли к нему за благословением, прежде чем что-либо предпри­нять. и он всегда благословлял определенно, го­воря или «да», или «нет». Владыка обладал даром прозорливости и исцеления. Как-то пришла к нему женщина и сказала:

- К дочке ходит богатый жених и приносит по­дарки. У нас завтра свадьба. Благословите.

- Подождите немного. Подождите две недели,-ответил он.

- Ну как же подождать, у нас все приготовлено: и колбасы куплены, и вино, и студень наварен.

- Нужно подождать немного.

Через две недели приехала жена «жениха» с дву­мя маленькими детьми и забрала его домой.

У жительницы Твери Веры Ефимовны Макси­мовой было в городе два дома, и, сильно нуждаясь, она решила один дом продать, но прежде пошла посоветоваться к архиепископу. Он выслушал, по­молчал и сказал: «Нет моего благословения прода­вать этот дом, так как он вам всем еще очень при­годится. Здесь, в городе, многое будет разрушено, и дом вам понадобится». и действительно, во время войны именно этот дом уцелел и стал пристанищем для всей семьи.

Сын Веры Ефимовны в прошлом был револю­ционером и занимал крупный партийный пост. В 30-е годы он сошел с ума и был помещен в боль­ницу как буйный. Когда мать приехала к нему, он на коленях умолял взять его домой. Узнав об этом, владыка сказал: «Возьми немедленно, он никому из вас не принесет зла, и терпи его до самой смерти». Она забрала больного домой, и он умер во время войны, а перед смертью исповедовался, соборовал­ся и причастился.

Как-то Вера Ефимовна поранила палец. Лечение не помогало, и врачи предлагали отнять его. Однажды, благословляя ее, архиепископ спросил, почему она ходит с завязанным пальцем, затем три раза сжал его и палец зажил.

Некоторых соблазняла близость келейницы Веры Васильевны к владыке. Один из прихожан сильно смущался этими помыслами, и однажды, во время всенощной, когда они особенно настойчиво донимали несчастного, архиепископ Фаддей подо­шел к нему и спросил:

- Ты этого греха боишься?

- да, - ответил тот.

- и я боюсь, - сказал владыка.

Трехлетний Саша Куликов упал и сильно рас­шибся. В боку образовалась опухоль. Хирург предложил сделать операцию, хотя сомневался в положительном исходе. Сильно скорбя, мать по­шла в храм. Когда она подносила мальчика ко при­частию, владыка спросил, о чем она плачет. Узнав причину, сказал, что операцию делать не нужно, а надо помазать больное место святым маслом. Она так и сделала, и Саша вскоре поправился.

Гонения на Церковь продолжались. Власти за­претили службы в Вознесенском соборе, и архи­епископ перешел служить в Покровский храм, а когда закрыли и его, владыка стал ездить в церковь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». А позднее владыка стал служить в единоверческом храме на Волынском кладбище.

Тверичи искренне и глубоко любили своего ар­хипастыря. Еще издали завидев его, люди останав­ливались и кланялись, а он просил остановить про­летку и всех благословлял. Возил его один и тот же извозчик Василий. Не раз, когда он подъезжал к дому архиепископа, к нему подходил сотрудник НКВД и говорил: «Не вози больше владыку, а то мы тебя убьем». Узнав об этом, владыка сказал: «Не бойся, Василий, смерти не надо бояться...» Не про­шло и недели после этого разговора, как Василий скончался. Теперь архиепископ стал ходить в храм через весь город пешком, сопровождаемый келей­ницей.

29 сентября 1936 года архиепископа Фаддея ли­шили регистрации и запретили ему служение, но он продолжал служить в последнем незакрытом храме за Волгой.

В декабре этого же года митрополит Сергий назначил на Тверскую кафедру архиепископа Никифора (Никольского), но духовенство епархии по-прежнему относилось к владыке Фаддею как к своему правящему архиерею.

Летом 1937 года начались массовые аресты, бы­ло арестовано почти все духовенство Твери и об­ласти. Следователи всех расспрашивали о владыке. После долгих и мучительных пыток священник се­ла Ерзовка Митрофан Орлов подписался под кле­ветой на архиепископа Фаддеея. Показания против него давали и обновленцы.

20 декабря, около восьми часов вечера, за вла­дыкой пришли. Перерыли весь дом, обыскивали до пяти часов утра, но ни денег, ни чего-либо цен­ного не нашли. Взяли панагию, кресты, потир, да­роносицу, облачение, свечи, четки, духовные кни­ги, тетради с записями, официальные циркуляры Московской Патриархии, фотографии, два архие­рейских жезла.

- На что же вы живете? - спросил сотрудник НКВД.

- Мы живем подаянием, - ответил владыка.

На допросах он держался мужественно, отрицая обвинения в контрреволюционной деятельности.

Его поместили в камеру к уголовникам, которые всячески над ним издевались: подводили к стене и забирались к нему на плечи, чтобы достать до окна; измучив, заталкивали под нары и время от време­ни, наполнив консервную банку нечистотами, со­вали владыке это «кадило». Он с кротостью и сми­рением переносил все мучения и унижения и, лежа под нарами, непрестанно молился. Вступилась за него Сама Матерь Божия. Она явилась главарю уголовников и грозно сказала: «Не трогайте свято­го мужа, иначе вы все лютой смертью погибнете». Наутро тот пересказал сон остальным, и они бро­сились под нары глянуть, жив ли еще старец. из-под нар их осиял ослепительный свет. Вытащив владыку, все просили у него прощения. С этого дня издевательства прекратились.

Через десять дней после ареста Тройка НКВД приговорила высокопреосвященного Фаддея к рас­стрелу. Он был казнен около часа ночи 31 декабря 1937 года. Рассказывают, что владыку утопили в яме с нечистотами. Тюремный врач предупреди­ла верующих, что скоро его тело тайно повезут на кладбище, и двум женщинам удалось быть при по­гребении. Весной 1938 года они перезахоронили владыку в простом гробе. В руку ему вложили пас­хальное яйцо, на могиле поставили крест с надпи­сью, но вскоре власти могилу ликвидировали.

Прошло много лет, храм, стоящий на кладби­ще, был разрушен, снесена и уничтожена большая часть памятников и крестов, и точное место моги­лы архиепископа Фаддея было забыто.

Все эти годы верующие Твери хранили память о владыке Фаддее и о его могиле. По благословению архиепископа Тверского и Кашинского Виктора иеромонах дамаскин предпринял попытку обна­ружить останки владыки Фаддея. Одна из верую­щих, долгое время занимавшаяся этими поисками, Ю. Е. Топоркова, осенью 1990 года нашла точное место захоронения владыки. Экспертиза, прове­денная в Москве, подтвердила, что найденные ос­танки принадлежат ему.

В 1991 году Синодальная Комиссия по изуче­нию материалов, относящихся к реабилитации ду­ховенства и мирян Русской Православной Церкви, получила сведения из Тверской прокуратуры о реабилитации архиепископа Фаддея (Успенского). 26 октября 1993 года, в праздник иверской ико­ны Божией Матери, были обретены честные мощи священномученика. В феврале 1997 го­да Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил архиепископа Фаддея к лику святых. Его мощи покоятся в Вознесенском соборе Твери. Как и при жизни, святой подает исцеления и утешает в скорбях всех, кто обращается к нему с молитвой. В Твери есть люди, которые помнят свя­тителя Фаддея по Твери, Астрахани и другим мес­там его службы.

 

 

Поучения священномученика Фаддея (Успенского)

Священномученик архиепископ Фаддей (Успен­ский) принадлежит к тем великим пастырям, педагогам, молитвенникам и подвижникам, просве­тительское делание которых помогло народу России сохранить духовное стояние и пронести свечу веры через все богоборческие лихолетья ХХ века.

Труды:

1. Проповеди.

2. Записки по дидактике (общей и методике Закона Божия и славянского языка) для учителей церковноприходских школ.

3. Богословский труд под названием «Иегова».

Сохранившаяся часть документального насле­дия архиепископа Фаддея (Успенского) - неис­черпаемый родник живого слова, в котором так нуждается современное российское общество в по­исках ответов о причинах переживаемой социаль­ной, демографической, экологической трагедии, о причинах и путях выхода из глубокого кризиса в образовании, свидетельство которому - страшный синдром «расчеловечивания» людей.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, обращаясь к педагогической общест­венности на проводимых ежегодно Рождественских чтениях, не раз подчеркивал, что первопричины всех бед, постигших современный мир, «коренят­ся в человеческих сердцах», в том тупике, в кото­рый «вверг людей вихрь богоборческих репрес­сий, некогда искоренивший православную школу, духовно - нравственное воспитание юных поко­лений». «история последних лет, - подчеркнул Святейший, - показала нам, что образование и воспитание должны идти рука об руку. Жизненно необходимо развивать в детях и подростках нрав­ственное чувство, приверженность исконным ду­ховным ценностям, любовь к Отечеству, его ис­тории, культуре, языку, заботу о его будущем». Практическое делание современного учительства в области духовно-нравственного образования и воспитания подрастающего поколения есть опре­деляющее условие спасения человеческой циви­лизации. Школа, как главный жизненный нерв об­щества и государства, призвана стать и становится средоточием подлинной битвы за человека.

Современная отечественная педагогика все более осознает потребность в реформировании школьного образования, переосмыслении атеисти­ческой методологии, применяемых образователь­ных технологий, ориентированных в основном на формирование у школьников «суммы знаний» и определенных навыков их постижения.

Работа в направлении духовно-нравственного образования и воспитания необычайно трудна, ибо традиции отечественной педагогики, фундамен­том которых всегда оставалось Православие, в ХХ веке окончательно были прерваны. Современный учитель, пройдя путь атеистического воспитания и образования, не находит в собственном опыте, в идеях, которыми жило общество на протяжении долгих лет, ответов на насущные вопросы духов­ной жизни, не видит способов возрождения в под­ростках и во всем российском обществе внутрен­него духовно-нравственного устроения. Нет этих ответов в современной теории и в учебниках по педагогике.

Архиепископ Фаддей (Успенский), будучи ду­ховным пастырем, много лет занимался непосред­ственно педагогической деятельностью. В сво­их педагогических воззрениях он, опираясь на труды великого богослова святителя Феофана Затворника, а также К. Д. Ушинского и других представителей отечественной педагогики, разви­вал и разъяснял смысл и способы духовно-нравст­венного воспитания и образования.

Его главный итоговый труд по педагогике и вос­питанию - «Записки по дидактике» (общей и мето­дике Закона Божия и славянского языка), для учи­телей церковно-приходских школ.

Будучи сам выдающимся учителем, архиепи­скоп Фаддей много времени и сил употреблял на повышение образовательного уровня учителей, на совершенствование программ курсов для церковно-приходских и светских школ Министерства народного просвещения. Методика преподава­ния славянского языка, общая дидактика, русский язык, арифметика, церковное пение, природоведе­ние, экспериментальная психология, сельское хо­зяйство, гигиена, школьное строительство - сфе­ра приложения его усилий. Он постоянно работал над вопросами о совершеннейших путях обучения и воспитания, разнообразных, но всегда имеющих «живую душу» методах, приемах учительской ра­боты для ее большей осмысленности и целедостижимости. В его трудах содержится развернутый ди­дактический материал, советы о приемах, способах преподавания. Он разрабатывал и вводил новые приемы дидактики, методики, чтобы облегчить и преподавательский, и детский труд, сократить время, необходимое для усвоения предметов. Все это необходимо и современному учителю. Особое зна­чение он отводил роли святоотеческого наследия, подвижнических писаний святых отцов в деле на­родного просвещения.

Архиепископ Фаддей исходит в своей педагоги­ческой концепции из убеждения, что главная выс­шая цель и обязанность учителя как просветителя народа - иметь веру Христову для приготовления каждой вверенной ему души ребенка для обитания в ней света вечного и истинного. «Самая прочная основа для жизни общества и государства полага­ется деятельностью учителя», - писал архиепископ Фаддей. Подчеркивая, что духовно-нравственный облик учителя являет учащимся пример жизни, ар­хиепископ Фаддей стремился раскрыть, показать, уберечь и оградить учителя от пагубного влияния духа века. Он назидал учителя видеть и понимать противоположность между Духом Христовым и духом мира сего, увлекающего лозунгом насилия для достижения призрачных «свободы, равенства и братства». «Не насилием нужно содействовать водворению на земле общего блага и счастья, - по­вторял архиепископ Фаддей, - а путем кротости, любви и самоотвержения».

Формулируя требование к духовно-нравствен­ным качествам учителя, он рассматривал призва­ние, одушевленную преданность своему делу как основное и непреложное условие его плодотвор­ной работы. Он считал, что задача учителя не в том только заключается, чтобы научить ребенка читать, писать, считать, - это первая необходимая ступень, но очень важно и воспитывать детей. Учитель ис­полнит свое призвание и достигнет успеха только в том случае, если он внушит детям сознание не толь­ко человеческого достоинства, но и христианского, если он приведет детей ко Христу. Только христи­анское воспитание соединяет в себе все то, к чему стремятся педагоги. Это положение подтверждает он мыслями великого педагога К. Д. Ушинского, писавшего о том, что вся отечественная педагогика выросла на христианской почве, нехристианская педагогика есть вещь немыслимая - безголовый урод и деятельность без цели.

Примечательно для современного педагога сле­дующее наблюдение архиепископа Фаддея: «В 60 -70-х годах (XIX века), - замечает он, - много за­ботились о просвещении ума, о сообщении детям сведений об окружающем мире и распространении через школу практически полезных знаний. В древ­нее же время на Руси в школах читали Псалтирь, из которой не выносили никаких знаний, разви­вающих ум в западноевропейском смысле, и ника­ких сведений, полезных в практической жизни. Но древняя русская школа не уступала, а превосходила современную европейскую или устроенную по по­добию ее русскую в подготовке народа к жизни и служению Отечеству».

Отводя воспитанию исключительно важное ме­сто в системе просвещения, архиепископ Фаддей высказывает мысли и суждения о самом понятии «воспитание», видах воспитания, истоках новых различий в понимании основной задачи и недос­татков воспитания. Он отвергает воспитание, це­лью которого полагается счастье или польза вос­питанника. Счастье недостижимо, если его ищут в земных благах, когда в его основу положено само­любие или эгоизм. Равным образом и польза, если она понимается как умение приспосабливаться при помощи воспитания к окружающему миру, не мо­жет быть признана целью воспитания. Но даже и по своему существу это стремление недостижимо. ибо не может приспособиться к окружающим об­стоятельствам человек, у которого существует рас­стройство в самой душе, в самом сосредоточении жизни.

Педагогические воззрения архиепископа Фаддея принципиально отличны от краеугольных положе­ний атеистической педагогики и свидетельствуют, сколь велика и трагична по своим разрушительным последствиям оказалась утрата ценностной ориен­тации отечественной педагогической мысли, осно­ванной на православной вере.

Помимо педагогических работ, нам в наследие остались проповеди священномученика, к которым он привык тщательно готовиться еще со времен ду­ховной академии. Он произносил их людям, гони­мым и униженным, всячески пытаясь поддержать всех и утешить своими мудрыми словами. Ниже приведены некоторые яркие высказывания священномученика Фаддея (Успенского).

О любви

Будем измерять свое духовное настроение той мерой, какую указал Господь, когда сказал: Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею (Мф. 22: 37)!

***

Мы ныне можем не только не бояться скорбей, но и хвалиться ими, ибо любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святъм, данным нам ...Мы опытно узнали всю любовь Божию, открывшуюся в том, что Христос не за праведников и не за благо­детелей, но, когда еще мы были грешниками, за нас умер (см. Рим. 5: 3 - 8). Мы знаем, что Бог любит нас и все пути жизни нашей устрояет к очищению сердца нашего, чтобы оно, все более и более очи­щаемое, становилось способным видеть Бога и в Нем находить источник неисчерпаемого блаженст­ва. даже все стихии повинуются нам, когда молит­ва наша обладает силой веры в Спасителя нашего Иисуса Христа.

Посему не убоимся входить тесными вратами (Мф. 7: 13) в предназначенное нам Царство, в ко­торое и введет Бог всех нас, искренно прибегаю­щих к Нему. И не будем слишком заботиться о су­етном житии, от которого искуплены драгоценною кровью Христа, непорочного и пречистого Агнца (см. 1 Пет. 1: 18 - 19)!

***

Хорошо и то, что мы хотя в бедах и нуждах об­ращаемся к Богу, свидетельствуя этим еще свою память о Нем, еще не оборвавшуюся связь с Ним и долю благодарной даже преданности Ему, показы­ваем, что мы не дошли еще до ожесточения злоб­ных демонов, которые, и терпя ужасные страдания, к Богу не хотят обратиться. Но все же гораздо от­раднее было бы, если бы мы взывали не об одних житейских нуждах, а и о духовных, воздыхали о том, что обременены мы не только «напастями, скорбями и болезнями» житейскими, а и грехами многими, как внушает нам Святая Матерь Церковь в молитвах своих. Эти вопли сердечные о бедстви­ях души погибающей еще более сожаления внуша­ют к нам на небесах, сродняют нас с небожителя­ми, но все же и этих одних воплей еще мало, чтобы сделаться нам своими Богу.

истинное сроднение с Богом совершается че­рез любовь. Хорошо, когда нас будет неудержимо влечь в дом Божий, как под уютный кров собствен­ного дома, когда мы будем чувствовать влечение быть с Богом и святыми Его, как родственники и близкие люди чувствуют неискоренимую потреб­ность друг с другом беседовать или хотя быть друг с другом. и все это созидается привычкой, посто­янными навыками, а не сразу, без привычки же снова может быть утрачено. Если чувствуется отчу­ждение от Бога и святых Его, от дома Его, необхо­димо приучать себя усиленно и неуклонно к обще­нию с Ним, как человек, отчуждившийся от дома, потом, употребляя усилие над собой, снова к нему привыкает и начинает ценить и любить его более прежнего. и как необходимо созидать и хранить в себе эту привычку к общению с Богом!

***

На небе через Свое Вознесение приготовил ме­сто человеку Христос. Говорил Он, что у Отца Его обителей много и что лучше Ему пойти и пригото­вить там место верующим и любящим Его, чтобы и они были там, где Он (см. Ин.14: 2 -3; 16: 7). Для отрешения человека от страстей земных и введе­ния в горние обители претерпел Господь смерть, воскрес и вознесся на небо. По Вознесении Его де­ло спасения человека продолжает совершать дух Святый, посланный им в мир, очищающий от гре­ха, дарующий жизнь духовную человеку. Пребывая сначала с людьми во плоти, чтобы ввести их в об­щение с Богом, начальное, видимое, Христос по Воскресении является ученикам лишь по време­нам и в теле уже одухотворенном, как бы устраи­вая переход от видимого общения к духовному. По Вознесении же Он вводит людей в духовное об­щение с Собой во Святом духе. Вот тайна радости святых апостолов после Вознесения Господа, при­чина, по которой скорбь разлучения с Господом превратилась в великую радость вечного духовного общения с Ним в Святом Духе. Через веру эта ра­дость входит в сердца любящих Христа, как вошла в сердца апостолов.

***

Если сердце возлюбило Господа любовью всеце­лою, крепкою, как смерть, то оно уже возлетело ко Господу - уже при земной жизни человека откры­вается в самом сердце его небо и рай, человек уже, живя на земле, переселяется на небо, в рай, и не замечает ничего земного, проходит мимо, не свя­зывается ничем, как и человек, охваченный бла­женством земной любви, ничего прочего не заме­чает - ни лишений, ни страданий.

***

Любящему Бога от чистого сердца дано знание от Него (см. 1 Кор. 8: 3), он знает Бога нередко по­добно или более ученого-богослова. Ведь знание Бога всаждено в природу человека, как инстинкт. Посмотрите на животное или насекомое, которое от природы, не учившись, с первых дней жизни проявляет столько непогрешительного знания и мудрости, как хотя бы пчела, строя соты, добывая мед. Так точно чистое сердце в себе самом носит знание Бога, и только прислушаться к голосу со­вести, к не извращенным страстями природным влечениям собственной души - и знание Бога от­крывается человеку.

***

Посмотрите на испарения или на капли воды, как стремятся они соединиться в тучи или в ручьи, озера, пока не сольются в одном океане. Не так ли и души человеческие стремятся слиться с океаном любви Божественной? Но как капли воды тем ско­рее соединяются в ручьи и добегают до океана, чем меньше встречается препятствий на пути, чем путь наклоннее, так точно и души человеческие соеди­няются с океаном Божественного бытия и любви тем скорее, чем больше в них самих наклонности к тому, чем менее страстей, стоящих на пути к Богу как непреодолимых часто преград.

***

Окаивая себя с мучительною болью сердца, уже не захочет человек возвращаться к худым делам своим. Впрочем, сама по себе покаянная печаль не может спасти человека, потому что легко переходит в убийственное уныние. «Печаль по Бозе» должна соединяться с верою в Него, а вера, подобно лучам солнца, вливает в душу свет и теплоту, живит серд­це. из покаянной веры легко зарождается и лю­бовь, которая, вселившись в сердце, делает челове­ка способным на всякие подвиги ради Бога и добра. добрые дела, проистекающие из любви, получают великую цену в очах Божиих. Лепта вдовицы, при­несенная в жертву Богу от усердия любви, ценна в очах Божиих более, чем великие по-видимому дела человеческие, любовию не согретые.

***

Чтобы исправить и очистить пути человека, Бог призвал Авраама, дав ему обетование о Христе,

Который родится от потомков его и сделается пу­тем, и истиною, и жизнью (ин. 14: 6) для всего че­ловечества. Но если водимые надеждою на испол­нение обетований праотцы Авраам, Исаак, Иаков и иные ходили путями Господними, то весь род их не мог быть послушным Богу ради одних обетований об отдаленном будущем.

и вот Бог вступает в завет при Синае с народом еврейским. Поскольку в народе этом было много жестокосердия, жестоковыйности и не было спо­собности к сыновнему послушанию, движимому одной любовью к Отцу своему (см. Втор. 32: 5 - 6), то заключение завета при Синае было окружено страшным знамением: землетрясением, громом, молнией, трубным звуком, мрачным облаком, бу­рею. Народ действительно пришел в страх и обе­щал быть во всем послушным Богу (см. исх. 19:

18 - 20; 20: 7).

Кровию жертв был запечатлен этот завет: ею ок­ропили и народ, и книгу Завета, и скинию, и все со­суды богослужебные (см. Исх. 24: 8; Евр. 9: 19 - 22). Однако кровь животных не могла очистить совесть, не могли и многочисленные омовения тела смыть пятна непослушания с сердца, ходившего путями собственных похотей (см. Евр. 9: 13 - 14; 10: 1 - 4). Закон сам по себе не мог исправить и очистить пу­ти жизни, давал возможность приближаться к Богу путями праведности лишь внешней, сердца же лю­дей, увлекаемые вслед своих похотей, оставались неочищенными, далекими от Бога. Люди, исполняя закон, не взирали на самый «конец» его, для них ос­тавшийся сокровенным (см. 2 Кор. 3: 13 - 16).

Все, чего не мог исполнить закон, исправил Христос, бывший «концом» закона. Он, желая ввести людей в Новый Завет с Богом, прежде всего умывает ноги ученикам, чтобы отмыть нечистоту прежних путей жизни, искривленных преслушанием (см. ин. 13: 10). Так как главным искушением Адама было гордое помышление: Будете, как боги, то Господь иисус Христос прежде всего являет об­раз совершенного смирения. Тот, в руке Которого дыхание всех сущих, приклоняется к ногам Своего создания, чтобы омыть их. Неодержимую держа­щая и превыспренную на воздухе воду, бездны обуздающая и моря востязующая Божия премудрость воду во умывальницу вливает, ноги же омывает ра­бов Владыка. Тот, Кто не почитал хищением быть равным Богу (Флп. 2: 6), будучи Богом по естест­ву, принимает образ Раба, служащего тем, кто Ему подвластен. Это ли не омовение вместе с ногами и самих сердец человеческих, ибо какое сердце не умилится при виде столь смиряющегося влады­ки всяческих, не изведет из себя потоков слезных, омывающих нечистоту самого сердца?

Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Если Я, Господь и Учитель, умыт ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг дру­гу (Ин. 13: 14 - 15), не уклоняться от смирения и любви к ближнему, хотя бы и кажущегося самым унизительным. Кто смирится не перед величай­шим лишь Богом, но и перед ближним, кажущим­ся иногда презренным, ничтожным, тот не сломит ли в себе рог всякой гордости, не отнимет ли через то у себя главное препятствие к хождению путями Божественными? Так исправил Христос умовением ног преслушание Адама, сделавшее все пути жизни его нечистыми.

Но этого было мало. Это было только начало. Человек, как существо падшее, может сознавать, как благотворно хождение путями Божественными, и продолжать все-таки ходить путями своими, пу­тями преслушания. Ветхий Завет, показывая чело­веку пути Божественные, не давал силы идти ими, он только подготавливал к такому хождению в Новом Завете. Что мешало человеку ходить путями Божественными? Себялюбие. Оно делало человека жестокосердным, жестоковыйным, непослушным от чрева матери. Страх наказаний за ослушание, угрозы смертью нарушителям закона могли отчас­ти удержать от преслушания, но не пресечь его в корне. Себялюбие всегда будет искать способ обой­ти закон, исполнить его лишь по букве, кажущимся образом, оставив в стороне само существо закона.

Себялюбие «ветхого человека» препятствова­ло какому-либо существенному обновлению пу­тей жизни, обновлению самого сердца, источника жизни, откуда все пути жизни исходят. На глазах грозного владыки - как бы послушание. Вдали от Его взора - хождение путями своего себялюби­вого сердца. И хотя от Всеведущего Бога нельзя скрыться, себялюбец в ослеплении заботится о том лишь, чтобы скрыть свои дела от взоров люд­ских, забывая о Всеведущем Боге. Так было с под­законным Израилем. Он приносил жертвы, а серд­це свое себялюбие мешало ему отдать Богу, хотя Бог искал более всего сердца человека, послуша­ния более, чем всесожжений и жертв (Притч. 23:

26; 1 Цар. 15: 22).

Чтобы исправить это искривление путей жизни, происшедшее от себялюбия, Христос отдает Себя Самого в жертву, вместо крови жертвенных живот­ных проливает Свою Кровь, отсекая в корне в лице Своем себялюбие человечества, с которым Он со­единился. Отвергая запрещенную снедь страстей, к которой влечет людей себялюбие, Он отдает в снедь Себя Самого. Желание быть как боги, толк­нувшее к вкушению запрещенной снеди, врачует, давая истинное обожение через восприятие Тела и

Крови Его Божественных. Он вводит людей в лице апостолов в Новый Завет с Богом, запечатленный Его Кровию. Что может быть прочнее этого Завета? Ведь запечатление Завета Своею Кровию есть дело совершенной любви, жертвующей собою, и только подобною жертвою может быть подсечено в самом корне себялюбие, разрушающее завет.

Одна любовь способна жертвовать собою. Она подлинно крепка, как смерть (Песн. 8: 6), и разо­рвать ее узы не может никакая сила в мире (см. Флп. 8: 35 - 39). Своею Кровию пишет Христос письмена Нового Завета, живые письмена любви, не на скрижалях каменных, а на скрижалях сердца, где самый источник любви и самой жизни, пото­му и обновление жизни во Христе бывает не мни­мое, внешнее, а действительное, существенное (см. 2 Кор. 3: 3; 16 - 17). Только эти живые письмена любви неизгладимы вовеки, тогда как все прочие письмена со временем стираются, изглаживаются, забываются или же мертвеют. Если под влиянием страха человек способен оказать внешнее послуша­ние на время, то любовь не требует внешних пону­ждений. Она сама побуждает человека быть верным навеки, и союз одной любви вечен, не разрушим самой смертью. Вот какой Новый Завет заключил с людьми Христос в Своей Крови! Вот скольких ве­ликих тайн исполнена была Тайная Вечеря!

 

О духовном делании и спасении

Вера с ее догматами пускает корни свои не только в глубину веков, но и в глубочайшие недра сердца чело­веческого. В вере человека скрытый корень, последнее основание его действий, чувств, помышлений.

***

Болезненное обрезание страстей сердца - вот единственный путь к духовному обновлению. Без этого никогда наша жизнь в истинном смысле не обновится. Займем ли мы новое служебное поло­жение, встретимся ли с новыми людьми, наступит ли для нас вообще новое течение обстоятельств жизни, так называемое «новое счастье», - обно­вится в действительности жизнь наша тогда, когда обновится, очистится наше сердце.

***

Если из корня дерева сами собою поднимаются побеги, то из сердца человека, как существа сво­бодного, могут они подняться только при добро­вольном согласии самого человека и привиться к плодоносному Корню, Христу.

***

Если в душе человека еще не угасла любовь к до­бру и не утратилась совершенно память о Боге, то он, хотя бы смутно, чувствует, что причина этого уныния та, что он носит на себе изветшавшую оде­жду страстей. Он сознает, что для обновления сил души должно ему совлечься греховного тела плоти, необходимо напряжение воли, подвиг отсечения всего того, что приковывает сердце к земле: блуд­ных помыслов и желаний, гордости, гнева, зависти и всего того, что сделалось угодным душе и вслед­ствие привычки как бы срослось с нею. Но, полагая во всем этом свою жизнь, человек, даже подвизаю­щийся, нередко бежит от умерщвления греховной воли, надеясь, не совершится ли как-нибудь сам собою этот болезненный подвиг. и чем более он умножает грехи, тем легче начинает смотреть на происходящий от них вред, уже «не стыдясь и не краснея», начинает творить зло. Бедный человек! Кто снизойдет к его немощи и сострадательным взором проникнет в болезнь его? ибо гласа Господа Бога своего он не слушает и не принимает настав­ления Его (см. Иер. 7: 28).

и вот он слышит в душе своей голос призы­вающего ее к Себе Бога: Долго ли тебе скитаться, отпадшая дочь?.. Возвратитесь, мятежные дети: Я исцелю вашу непокорность (Иер. 31: 22; 3: 22). Он вспоминает о любви небесного Пастыря, Который, заблудшее горохищное обрет овча, на рамо восприим, приносит к Отцу Своему. Тогда душа челове­ка невольно отзывается на этот голос любви, он с болезненною скорбию начинает оплакивать свое бесплодное блуждание по распутиям мира и, воз­гораясь любовию к Богу, начинает взывать к Нему: Обрати меня, и обращусь!.. Мы извратили путь свой... Все мы сделались как нечистый, и вся правед­ность наша - как запачканная одежда... Поистине, напрасно надеялись мы на холмы и на множест­во гор... грешили пред Господом Богом нашим!.. Вот мы идем к Тебе, ибо Ты - Господь Бог наш! Неужели не обратится Бог на этот зов души скорбящей? Поистине, обратится и издали явится ей (см. Иер.

31: 18; 3: 21 - 25; ис. 64: 6).

***

истинно духовная жизнь здесь еще только на­чинается. Она состоит главным образом во внут­реннем духовном делании, начинающемся всегда борьбой внутренной с помыслами, чувствами, же­ланиями, вообще со всеми движениями нашего су­щества, противными любви ко Христу; и только та­ким образом очищается и предуготовляется сердце для приобретения истинной любви ко Христу. Непрестанное духовное бодрствование над всеми помыслами и движениями души, борьба со стра­стями - вот то духовное делание, тот путь тесный, который приводит к духовному совершенству, ибо очищенная посредством духовного бодрствования и борьбы душа легко, как бы сама собою, по самой своей природе раскрывается и для любви, восходит на эту высшую ступень духовного совершенства.

***

Нелегко вылечить больного, в котором жизнь тлеет лишь подобно слабой искорке, так что едва можно определить, жив он еще или уже мертв; но врач, прилагая великие труды, возвращает к жизни нередко и такого больного. Если же при излечении тела употребляем мы столько усилий, то не тем ли более должны прилагать усилий к оживлению ду­ши, которая дороже всего мира (см. Мф. 16: 26). Если врач тела употребляет разные врачевства, предписывает больному строгую диету и опреде­ленный строй жизни, то как необходимо для ожив­ления души прибегать к врачевству духовному покаяния и молитв, к воздержанию от всех душевредных страстей, как бы духовной диете, - уста­новить ее твердо в строе жизни Христовой по запо­ведям евангельским!

***

Одна святая мысль ведет за собою другую, и на­копляется множество их, и душа, ими наполненная, легко, неудержимо будет стремиться на небесную высоту. Трудно взойти на гору, уходящую в небеса, но шаг за шагом, постепенно и незаметно, можно взойти без особого труда, тем более что идущим к Себе Господь подает непрестанную помощь и ус­ладу сердца, показуя им, что око не видело и ухо не слышало, что уготовал Бог любящим Его (см. 1 Кор. 2: 9).

***

Людям мира сего кажется даже прямо смешным и странным, что главное существо христианской духовной жизни сосредоточивается внутри: по­добное постоянное бодрствование над помысла­ми, самоуглубление и духовное созерцание - дело пустынников, а не людей, живущих в миру, скажут они. Но думающие и говорящие так обнаруживают незнание истинного учения Христова. Не Христос ли Сам говорил: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17: 21), не Он ли изъяснил, что истинное слу­жение Богу совершается в духе и истине (см. ин. 4: 24)? Не Он ли осудил людей, чтущих Его устами, а сердцем далеких от Него (см. Мф. 15: 8; Ис. 29: 13)? Не Он ли говорил, что оскверняют человека лишь исходящие из сердца помышления злая (Мф. 15: 19) и что очищать нужно не тело только, даже не око, но вожделения сердца, возникающие при воззрении ока (см. Мф. 5: 28)? Не Он ли на горе (см. Мф. 5) заповедал Своим последователям обо­гащать себя более всего добродетелями духа (сми­рением, сокрушением, кротостью, алканием прав­ды, милосердием, чистотою, мирным настроением духа, страданием за правду и радостью в гонениях за имя Его), требующими по преимуществу подви­га внутреннего? Не Он ли словом Своим постоянно очищал самое сердце учеников Своих от тщесла­вия, пристрастия к благам мирским и т. д., после того как апостолы, последовавши за Ним, внешним образом уже оставили все (Мф. 19: 27)? Не апосто­лы ли внушали верующим: Умертвите убо уды ва­ша, яже на земли: блуд, нечистоту, страсть, похоть злую (Кол. 3: 5)? Итак, неразумно поступают люди века сего, когда осмеивают внутреннее духовное делание подвижников (духовное бодрствование и борьбу со страстями), существенно необходимое для всех истинных последователей Христовых.

***

Сами по себе мы не могли бы в себе обрести ве­ру, она - дар Божий (см. Еф. 2: 8). Но от нас зави­сит оживлять веру в сердце, поддерживать тлею­щие в душе искры ее от угасания. Эти искры могут то вспыхивать, то угасать, то разгораться в яркое пламя, то совсем меркнуть, смотря по тому, пита­ется ли вера в душе человека, дает ли он входить в душу мыслям и чувствам, веру питающим, навевае­мым и окружающей природой, которая неумолч­но вещает о Боге; и совестью, в которой слышится неумолчный голос Божий; и Евангелием, в кото­ром наиболее явственно отпечатлены следы спаси­тельного хождения в мире Бога воплотившегося. или человек пламень веры заливает, как огонь, во­дою, непрестанным течением страстей житейских, отуманивающих око ума, чтобы, видя - не видеть заглушающих голос совести, чтобы, слыша - не слышать ожесточающих самое сердце, чтобы не обратиться ко Христу исцелителю.

***

до Христа человек, в крещении Иоанновом, не мог воспринимать духа Святого по причине поврежденности грехом. Теперь Христос сообщает крещаемым и духа Святого, возрождая через кре­щение самую природу человека, делая ее способ­ной к восприятию Духа: Не вливают... вина моло­дого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое (Мф. 9: 17). Так, нельзя было вливать новое вино, Божественную благодать духа Святого, в мехи вет­хие падшей природы человеческой, поврежденной, расслабленной долговременным служением гре­ховным застарелым навыкам, обратившейся в вет­хого человека (Еф. 4: 22). Но когда природа падше­го человека была обновлена Христом, возрождена Его благодатию, сообщаемой в крещении, то она сделалась новыми мехами, способными безвредно воспринимать новое вино, Христом даруемое.

Восстановление поврежденной падением при­роды человеческой Христос совершил через свои страдания, смерть и воскресение, через которые дал нам силу распять ветхого нашего человека (см. Рим. 6: 6), умереть греху (ст. 2), чтобы, спогребшись Христу крещением, ходить в обновленной жизни (Рим. 6: 4). Поэтому лишь после страданий и воскресения Своего Христос дал повеление апо­столам: идите, научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф. 28: 19).

***

В душе ничто не пропадает бесследно, даже то, что она восприняла почти бессознательно, напри­мер, так влияет на нас окружающая среда, люди и обстановка. Быть может, вся жизнь иных людей слагается под влиянием этой среды. и если посто­янно принимает человек в душу мысли соблазни­тельные, а мысли порождают в душе чувства, же­лания и дела, с совестью несогласные, то сколько же накопится таких худых следов в душе, которые человек воспринимал ежедневно, ежечасно, еже­минутно в долгие годы своей жизни? Ведь каждым своим поступком и помышлением тайным человек чертит, создает как бы свой будущий образ подоб­но тому, как живописец или фотограф, и если этот образ пока еще темен, непроявлен, то он будет не­когда проявлен, подобно фотографическому обра­зу, Господом на Страшном Суде, когда Господь во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныы (1 Кор. 4: 5).

***

Если Христос не Бог, то все христианство, как дело человеческое, оказывается висящим на возду­хе, подлежит разрушению, как всякое дело челове­ческое, и спасение наше не имеет под собой какой-либо прочной опоры. Равным образом, если истина Божества Христова не войдет в сознание людей, не породит веру в сердцах, как могут они спастись?

***

Сначала должен был оторваться от пристрастий земных дух человека, потому что в нем начало греха. должно было возвыситься к Богу и сердце. Когда же будет уничтожен грех, тогда и тело может стать нетленным и духовным, способным к обита­нию на небе.

О грехах и добродетелях

Люди, считающие маловажным грехи юности, забывают, что грехи малые легко превращаются в великие. Грех начинается с помысла, иногда совер­шенно невольно возникающего в душе, затем, если помысел не будет тотчас отогнан, является внима­ние к нему ума, еще далее услаждение сердца, да­лее решение воли и самое дело: из греховных дел рождаются страсти, которые, укрепляясь от повто­рения, становятся неодолимыми. Отсюда понятно, что, как искру нужно гасить вначале, пока она не зажгла какое-либо горючее вещество и не воспла­менила пожара, так и борьбу с грехом нужно начи­нать с первой ступени, с изгнания греховных по­мыслов из души.

***

Только чистое сердце способно познать Бога и скоро найти Его, как и Сам Господь говорил, что блаженны чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Чистое сердце в себе отображает Бога, как чис­тый глаз или чистое зеркало, и не может не видеть Бога. А в человеке падшем это зеркало - запятнан­ное, разбитое. Вот почему у тех, у кого сердце не чисто, затуманено, загрязнено страстями житейс­кими, оно не видит или почти не видит Бога. Как часто такие ищут Бога всю жизнь, вооружившись наукою, и не могут найти, так что сбывается на них слово псалмопевца: Рече безумен в сердце сво­ем: несть Бог! Страсти затуманивают очи сердца, мешают и познать Бога. Ведь так часто леность, страсть к наслаждениям и другие страсти мешают человеку увлечься и земною мудростью, как часто ученый теряет беспристрастие в своих научных ис­следованиях, когда он отдается какой-либо страс­ти. Не тем ли более это нужно сказать о познании Бога? Только чистое сердце может познать Бога.

***

Приблизиться к Богу для грешника то же, что для сена приблизиться к огню. Воззреть на Бога грешнику нестерпимо, как больному глазами нель­зя смотреть на солнце.

***

Гордый человек уподобляется горе или холму, с которых вода легко стекает или испаряется. Его добродетели легко утрачиваются, уподобляются пару исчезающему. Смиренная душа подобна до­лине, воды собирающей; она легко привлекает бла­годать Божию. В глубоком лоне смирения всякие добродетели удерживаются. Вверх стремится легко­весное, вниз падает тяжеловесное; так добродетели высящейся гордости легковесны, добродетели ду­ши смиренной, уничижающей себя до земли, име­ют значительный вес и ценность. источник жизни духовной человека не в нем самом, уподобляющем­ся малому ручейку, а в беспредельном мире жизни Божественной, и только смирение открывает душу для свободного притока богатств Божественных, тогда как гордость закрывает ее, потому что ей свойственна самодовляемость, при которой не соз­нается нужда в обогащении духовном.

***

В науке, если ученый по найденной в земле кос­ти воспроизводит весь облик животного, которого никто не видел, и образ жизни последнего, ему ве­рят, а в области веры, когда видели Самого Христа живым и чудеса Его своими очами наблюдали Его враги, не хотят верить. Если бы кто нашел в земле топор, то сказал бы, что здесь жил человек, потому что устройство топора требует разума человеческо­го. А когда смотрят на мир, исполненный неизме­римой, необъятной для разума человеческого пре­мудрости, то многие не хотят воскликнуть: «Дивна дела Твоя, Господи! Вся премудростию сотворил еси!» Хотят видеть в этом чудном создании дело слепого случая. Так бывает слепо неверие, так, ви­дя, не видит часто и ослепляет добровольно очи, потому что не хочет видеть.

***

духовное состояние людей, подвизающихся во имя Христово, кажется современным людям пус­тынею, какою оно было, по словам Священного Писания, когда пред пришествием Христовым явился «глас вопиющего в пустыне», Предтеча Христов. Но этой пустыне даны великие обетова­ния, что «возвеселится пустыня, земля необитае­мая», и что «проторжется дебрь в пустыне», т. е. откроется в ней обилие духовной жизни и радости о Духе Святом (см. Ис. 36: 1, 6). Не такова духов­ная пустыня мира сего. ибо она подобна скорее обиталищу бесов, которыми и бесноватый был го­ним в пустыне (см. Лк. 8: 29), - это пустыня бес­плодного и безотрадного сомнения, тлетворного духа страстей, веющего в ней и водворяющего в ду­ше уныние. и не будет ли концом подобного опус­тошения души та великая скорбь, какой не было от начала мира и которая будет только в конце времен (см. Мф. 24: 21)?

***

Уже услаждение нечистыми помыслами и вож­делениями в сердце есть прелюбодеяние духовное, так как из помыслов, как из семени, рождаются не­пременно и худые дела, когда не отгоняем от себя первых. исполнимся и к самым помыслам той же ненавистью, какой исполнены были к врагам сво­им пленные евреи, воспевавшие: Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя (то есть Вавилона) о ка­мень (Пс. 136: 9); именно помыслы, по духовному изъяснению святых отцов-подвижников, долж­ны мы подразумевать под младенцами Вавилона. Пусть не погашают в нас страстные помыслы и во­жделения любви к дому Отчему, как пристрастие к благам мира побудило некоторых пленных евре­ев не возвращаться в отечество из пленившего их Вавилона!

***

Богатеет для себя, а не для Бога, не только тот, кто строит новые житницы для собирания богатств вещественных. Но и всякий, кто живет для себя, а не для Бога и жизни вечной. Всякий себялюбец богатеет для себя. Кто же из людей чужд себялю­бия? Жить для себя умеет всякий, жить для Бога и ближних - лишь немногие. иные и жертвуют со­бой для Бога и ближних, но для того лишь, чтобы увеличить собственное благосостояние, по крайней мере, не расстроить его сколько-нибудь сущест­венно. Всякий, кто целью ставит одно земное свое счастье, наслаждение, озабочен только устроением благополучия земного с забвением о судьбе своей души, откладывает копейку на «черный день» жиз­ни земной, без собирания сокровищ жизни духов­ной, вечной, не хочет добровольно расстаться ни с какими радостями и выгодами жизни земной ра­ди спасения души, - подобен неразумному богачу евангельскому, строившему житницы для собира­ния и сохранения своего земного добра, не думав­шему о душе, о жизни в Боге, отдавшему свою душу лишь насильственным истязателям.

Так уподобляется человек евангельскому богачу, ранее истязания насильственного не хотевшему от­дать жизнь души своей Богу, Который дал человеку дух. Как немногие готовы отдать жизнь своей души Богу добровольно, спокойно, с мирным сознанием, с дерзновенной уверенностью, что и в ту жизнь они отходят с приобретенными в Боге сокровищами, при обладании которыми не страшна и вечность. Как же и чем обогатить душу, чтобы покоиться и веселиться не на земле только, а и в жизни вечной? Первое и главное средство обогащения может по­казаться людям мира сего совсем странным: чтобы обогатиться духовно, нужно сделаться нищим ду­хом, по слову Господа: Блажени нищии духом, яко тех есть Царствие Небесное (Мф. 5: 3). Нищим ду­хом обещано богатство Царствия Небесного.

для обогащения - нищета, какое странное для людей мира сочетание понятий! Между тем все свя­тые Божии стяжали смирением высокая, нищетою богатая (тропарь святителю Николаю). «Я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды», - говорит гордый, Господь же отвечает ему: А не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна быта срамота наготы твоей (Откр. 3: 17 - 18).

Смирение, привлекая благодать Божию, в то же время само собой усиленно толкает человека к скорейшему обогащению духовному. Если человек искренно сознает свои недостатки, то не может не думать об исправлении их; если он скорбит, более душой, при виде этих недостатков, то не может не стараться об удалении их, как беспокоящую боль человек ищет всеми способами заглушить. Поэтому-то святые Божии, чем более смирялись, тем более прилагали труды к трудам, чтобы из­бавиться от недостатков и духовно обогатиться. Напротив, беспечность людей мира тем сильнее, чем более возрастающая гордость мешает им вник­нуть в себя, осознать свои недостатки без всяких самооправданий. Святые Божии часто более забо­тились о том, чтобы приобрести искреннее, глу­бокое смирение, чем усилить свое воздержание, посты, бдения, молитвы - столь многоценной они считали добродетель смирения. Гордость лиша­ет цены и добродетели человека, потому что гор­дость совершает их ради себя самого, а не для Бога. Гордый добродетелен не потому, что возлюбил Бога, а потому, что возлюбил себя, свою славу, так что и добродетелями для себя, а не в Бога богатеет.

Чтобы обогатиться не для себя, а «в Бога», не­обходимо прежде всего углублять в себе смирение, привлекающее благодать Божию, побуждающее к подвигам самоисправления, очищения от себялю­бия, с его отпрысками - страстями, к очищению души добродетелями духовными, вершиной ко­торых является любовь. Те дни жизни, в которые не совершено никаких дел любви, нужно считать потерянными для жизни вечной. и дни, в которые человек достиг больших успехов в достижении се­бялюбивого счастья, были днями погубления ду­ши для вечности, по слову Христа: кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет ду­шу свою ради Меня, тот обретет ее; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе сво­ей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16: 25 - 26). Напротив, как полна и ра­достна бывает и земная жизнь человека, который каждым словом и делом распространяет вокруг себя живительный свет и теплоту любви, которой так бедна окружающая жизнь! Как такой человек обогащает и себя самого в жизни земной и вечной!

***

Чтобы воспользоваться огнем для поддержания, а не разрушения жизни, чтобы от сияния солнца воспринимать живительный свет и теплоту, необ­ходимо умерить действия света или огня, воспри­нимать их через какой-либо покров, пропускаю­щий свет и теплоту, но ослабляющий в то же время их силу.

***

Как часто бедные, подобно Лазарю, более склонны к смиренной покорности своей доле, без­ропотному терпению посылаемых Богом бедствий житейских! Недаром Господь призывал к Себе пре­жде всего бедных и говорил: «блаженны нищие», «горе вам, богатые!», ибо так часто бедные бывают и «нищие духом» и через нищету духовную обога­щаются христианскими добродетелями, а богатые в веке сем так редко имеют склонность богатеть добрыми делами, собирать себе сокровище, доброе основание для будущего, чтобы достигнуть вечной жизни (см. 1 Тим. 6: 18 - 19).

***

Как часто просвещаемые Христом младенцы чистым оком сердца видят лучше ученых века се­го, оказываются премудрее мудрецов мира сего, как сказал Господь: Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разум­ных и открыт то младенцам (Мф. 11: 25). Как час­то самые простые, неученые люди, просвещенные Христом, знают, как и зачем жить лучше, чем ис­кавшие этого смысла мудрецы, и сбывается на них слово святого апостола Иоанна: Вы имеете помаза­ние от Святого и знаете все (1 ин. 2: 20).

***

Неверие так часто зависит от того, хочет или не хочет человек верить. Здоровый человек час­то, когда и болезнь начнется, не хочет верить сво­ей болезни, а мнительный человек, сколько бы ни уверяли его, что он здоров, все отыскивает в себе новые и новые болезни. Особенно когда страсть отуманит человека, он начинает видя не видеть. Со страстью любящий другого человека не видит ни его недостатков, ни своего пристрастия, по которо­му он ради любимого делает многое против совести и во вред другим; ослепленный ненавистью видит и в добрых делах и побуждениях ненавидимого им человека только одно злое.

Мысли о культуре

Сколько бы ни гордились люди успехами своей так называемой культуры, однако высшие стрем­ления духа человеческого доселе совершенно не достигнуты, даже как будто все более и более ста­новятся недостижимыми. Много отдельных истин открыто в течение веков философами и учеными, но важнейшие вопросы, которые волнуют челове­ка, поныне остаются неразрешимыми, и все более люди, отчаявшиеся в возможности найти истину, утверждают за этими вопросами название (правда, неразумное) «проклятых». Но те, которые получи­ли помазание от Святого духа, знают все (1 ин. 2: 20) и свободны от мучительных исканий гордого ума, в которые напрасно ввергают себя люди. или сколько дел совершено для так называемого «бла­га человечества» культурой, но люди сами лучше не становятся, напротив, явно исполняется на них пророчество Господа: По причине умножения без­закония во многих охладеет любовь (Мф. 24: 12). дух же Святой в среде растленного пред пришест­вием Христовым на землю человечества создал по­всюду общины святых, как бы цветущие оазисы в пустыне. Сколько трудились люди в течение веков над созиданием всеобщего счастья на земле, и вот видим мы, что, по мере того как блага культуры становятся доступными всем, счастье для людей становится как бы все менее доступным и умножаются, напротив, ненависть, озлобление, отчаяние, дышащие духом убийства и самоубийства. дух же Святой совершил то, что не могли совершить люди: он и апостолов, лишившихся по-видимому последних радостей и надежд с вознесением воз­любленного их Учителя на небо, исполнил радо­стью совершенною (см. ин. 17: 13), и в мучеников Христовых, видевших пред собою близкую смерть или терпевших жесточайшие муки, вселял высшую неизреченную радость, вдохновлял славить Христа и молиться за мучителей.

О необходимости молитвы

Как отрадно для верующего сердца то, что во мрак стеснивших человека отовсюду скорбей и бед жизни, часто кажущихся безысходными, всегда может проникнуть луч радостного света с небес! Молитвы и ходатайства немощных духовно людей бывают иногда бессильны рассеять этот мрак, но неужели напрасно ходатайство Богоматери, пред Которою Сам Божественный Сын Ее является как бы должником?

Ее ходатайство сильно облегчит скорбь и бе­ды нашей жизни. Если же они необходимы как спасительное горькое врачевство против самых опасных болезней греховных, то Божия Матерь облегчит нам перенесение горестей жизни, по­может им оказать свое целительное действие. Ее ходатайство может умалить меру назначенных нам скорбей жизни, озарить ее лучами небесной, необманчивой радости.

иногда промелькнет в сознании неведомо от­куда пришедшая спасительная мысль и поможет найти выход из стеснивших отовсюду бед. иногда наши желания наталкиваются на неожиданные препятствия - и мы готовы бываем роптать, раз­дражаться, а потом с крайним удивлением заме­чаем, что какая-то неведомая рука через эти пре­пятствия отвела нас от большой беды. иногда неожиданные встречи, обстоятельства жизни как бы случайно расстраивают давно составленные на­ми планы действий и мы, вдруг осознав пагубность своих планов, готовы бываем говорить: «Человек предполагает, а Бог располагает». и сколько еще можем мы приметить случаев незримого водитель­ства нашею жизнью, узреть очами веры распрости­рающийся над нею Небесный Покров!

Надо нам хранить и оживлять в сердцах своих веру в этот Покров, без которой потеряем мы све­точ жизни, останемся беспомощными среди людей и обстоятельств, враждебных нам, потому что ка­ждый кругом заботится о себе самом, тогда как не­божители заботятся не о себе, а о братии меньшей, бедствующей в плавании житейском, терпящей постоянно кораблекрушения в жизни, не могущей никак достигнуть спасительной пристани.

К небожителям будем чаще и с большею верою взывать. Будем молить Богоматерь: Покрый нас че­стным Твоим Покровом, и избави нас от всякого зла, молящи Сына Своего, Христа Бога нашего.

***

Как Бог испытывал Израиля в пустыне, так должны быть испытываемы и мы. ибо как могли бы мы следовать за Христом, не взяв креста Его? Если бы не было в жизни нашей ничего скорбного, если бы все желания наши исполнялись, то могли ли бы мы освободиться от страстей, лишающих нас духовной свободы и отдающих в плен духовным врагам? Только когда у нас отнимаются предме­ты пристрастий и таким образом устрояется крест жизни, мы можем достигнуть духовной свободы. и как только молитвенно распростертые во образ Креста руки Моисея помогли Израилю победить Амалика, так и нас только подвиг внутреннего самораспятия, соединенный с усиленной молитвой, очищает от греховных страстей.

О скорбях

Научимся же, братие и сестры, и мы без ропо­та и уныния претерпевать очищающие нас скорби здешней жизни, ибо несть радоватися нечестивым, говорит Господь чрез одного из Своих пророков (см. ис. 48: 22; 57: 21)! Самая вера наша чрез тер­пение скорбей сделается более твердою и молит­ва более дерзновенною, когда мы не будем видеть в скорбях что-либо случайное, но всегда будем прозревать в них научающую нас благодетельную десницу Божию. Терпеливо ожидая конца наше­го терпения от Господа (см. Иак. 5: 11), мы будем замечать, как, хотя бы после долгого времени, ис­полняются на нас слова Христовы: Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни по­желаете, просите, и будет вам... да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна (ин. 15: 7, 11). и не только сами мы будем иметь в се­бе радость, но и сделаемся еще утешителями дру­гих. ибо лишь тот может быть утешителем других, кто сам претерпел многие скорби и сохранил веру среди них; утешения же человека, не испытавшего скорбей, бывают недействительны, как для Иова недействительны были утешения друзей его.

***

Страдания Христовых мучеников превосходят всякую меру человеческих сил. Неужели не претер­петь нам хотя бы тех мелких мучений, какие явля­ются последствиями наших собственных страстей, влекущих за собой терзание совести, расстройство в жизни нашей и окружающих? Сладость греха мы

 

готовы пить полною чашею, неужели не должны выпить горькие капли очистительных страданий? Забывая, сколько грехов совершаем пред Богом каждый день, какое бесчисленное множество со­вершили их за всю жизнь, не позаботившись вы­молить прощение, мы склонны бываем вопрошать: «За что Бог так наказывает? Если все это приходит­ся терпеть, то есть ли и Бог? Ведь Он видел бы и слышал все». Пусть говорящие так вспомнят о св. Георгии, в котором подлинно никто не может оты­скать какой-либо вины и который столько стра­дал. Неужели эти страдания говорят, что нет Бога? Только совсем ослепшие духовно и окаменевшие сердцем, как Диоклетиан и некоторые его сановни­ки, не хотели видеть силы Христовой. Прочие же, даже бывшие врагами Христа, исповедали Его.

***

Когда люди впадают в тяжелую беду и не видят выхода из нее ни в окружающих условиях жизни, ни в тех учениях и идеях, коими они привыкли ру­ководствоваться, то, оглядываясь туда и сюда, они силятся вспомнить тех учителей и пророков, кото­рые в свое время старались вразумить их.

 

Воспоминания о священномученике Фаддее (Успенском)

Из воспоминаний А. И. Кузнецова

Я взял на себя непосильный труд воспроиз­вести на бумаге облик архиепископа Фаддея (Успенского), заранее зная, что этого сделать не могу: не хватит писательского таланта. Перед мыс­ленным взором того, кто прочтет эти записи, я должен воссоздать образ человека необычайной монашеской красоты: мистического склада души, аскетических подвигов, ревностного, до самоот­верженности, отношения к Церкви, смирения, кро­тости, беспредельной доброты и любви к людям. Какая-то необычайная гармония царила во всем существе этого человека. Я чувствовал эту гармо­нию, соприкасаясь с ним; она явственно мне слы­шится и сейчас, когда я пишу эти строки. Но как передать ее тем, которые не видели его? для этого нужно владеть огромным художественным вообра­жением.

Не так много прошло со времени его кончины, но обычное среди людей забвение вступает и по отношению к нему в свои права. Образ его тускнеет, расплывается в отрывочных воспоминаниях, хотя и рисуется в верных очертаниях тем, кто знал его лично и знает со слов других. и уходит, таким об­разом, из памяти верующего общества замечатель­ный русский человек, которому был дорог родной народ и Святая Церковь, которую он любил до са­мозабвения. именно вот эти кусочки его жизни, из которых я решился воссоздать его образ, помогут задержать архиепископа Фаддея (Успенского) в памяти, не дадут ему уйти совсем и отдадут его под покровительство современного и будущего поколе­ния людей, которые не утратили и не утратят спо­собности распознавать в людях прошлого их вели­чайших нравственных качеств и уважения к ним.

Владыку Фаддея (Успенского) считали святым, и эта репутация святости создавалась не только верующими-астраханцами: в кругах иерархических о нем отзывались точно так же.

Аскетический строй жизни, разумеется, со­хранился у владыки и во времена служения его в Астрахани. Может быть, его духовные дарования здесь даже стали выше и глубже, если, рассуждая по-человечески, учесть, что, покинув Владимиро-Волынскую кафедру, он на протяжении почти пяти лет, с небольшим перерывом, был лишен свободы. Сознание ответственности от жизни, от людей, ко­торым он служил своими монашескими идеалами, житейская скорбь, естественно, должны были уг­лубить в нем чувство самоотрешенности и про­явиться в высшей форме. Во всяком случае, астраханцы увидели в нем всю необычную красоту монашеского духа, духовного созерцания и богомыслия. именно таким предстает владыка Фаддей (Успенский) в памяти тех, кто его знал и видел.

Я неоднократно испытывал непонятное со­стояние грусти от встречи с владыкой Фаддеем. Смирение, детская незлобивость души, застенчи­вая улыбка этого святого человека волновали ме­ня, покоряли мое воображение и открывали в нем для моего внутреннего созерцания неисчерпаемые источники человеческих добродетелей. Но вот мы расставались с ним, и мне становилось грустно.

Мне представлялось, что монашеский строй жизни выработал у владыки Фаддея (Успенского) познание, что, помимо монашеского духа - созер­цания и богомыслия - его внешняя миссия как епи­скопа должна состоять в постоянной апостольской связи с народом, в назидании верующего сердца. Все остальное приложится. именно такое, чисто духов­ное управление душами верующих, составляющих тело Церкви, импонировало внутреннему убежде­нию владыки. и не случайно говорил он часовые проповеди за каждым богослужением, вел беседы за акафистами, объяснял Священное Писание, пред­принимал апостольские поездки по епархии.

и верующие люди, следовавшие за ним тысяча­ми, видели в нем не только отрешенного от всего мирского, святого человека, но и своего духовного вождя - внешний притягательный центр...

Я был у владыки Фаддея в Твери в 1931 году, за­тем в январе 1933 года. В Твери, как и в Астрахани, владыка был окружен всеобщей любовью верую­щих. Зримо ощущал я эту любовь в несметной мас­се богомольцев за его богослужениями. и сам вла­дыка отвечал народу любовью, единением с ним, каждодневным посещением храмов, постоянными проповедями и поучениями, самоотверженным служением Церкви.

Скорбью легло на мою душу известие о кончи­не владыки. Тем сильнее была эта скорбь, что вла­дыка скончался в тяжелых условиях заключения. Верующие знают, что переселился этот подвижник веры в лучший мир. Но, говоря о смерти, я не встре­чал человека более живого, чем владыка Фаддей. Трудно представить, что его нет среди нас, среди верующих, окружавших его святой любовью. Он живой, потому что живет в памяти современников как пламенный провозвестник Христовой истины, как апостол, как человек, не знавший других инте­ресов, кроме интересов Церкви. В унижении, гоне­ниях, узах, но в величии духа и несгибаемой воли стоит он на Божественной страже в нашем живом сознании и указывает путь в жизнь лучшую, веч­ную. Он животворил в людях христианский дух - в этом его память и бессмертие.

Из воспоминаний М. Смыслова

С восторгом и радостью прочитал я записки Аркадия Ильича о владыке Фаддее (Успенском). Образ этого необыкновенного человека, который был близок мне и моей семье, предстал передо мною во всем величии и красоте. Многое из того, что содержится в записках, мне неизвестно лич­но, и особенно та часть, в которой упоминается о ежедневных богослужениях и проповедях присно­памятного владыки. Не могу не вспомнить тысяч благоговейных богомольцев, неизменно присутст­вовавших на его богослужениях и огромной тол­пой сопровождавших его из церкви домой.

В сознании верующих он был окружен орео­лом святости. В этой связи не могу забыть такого события. В единоверческом храме идет литургия. Владыка Фаддей стоит с чашей и преподает Святые Тайны. Верующие один за другим подходят к Чаше. Но вот неожиданность: владыка отстраняет от Чаши молодую девушку и с волнением что-то говорит ей. девушка в слезах и в какой-то растерянности уходит с амвона, ее окружают, спрашивают о случившемся, и она рассказывает, что вчера держала пари с под­ружками, что может причаститься без исповеди, но вот сегодня, едва подошла к Чаше, как неожиданно услышала от владыки: «Отойдите в сторону и не де­лайте греха; поисповедайтесь сначала...» Я помню и эту плачущую, растерявшуюся девушку, и то ог­ромное, потрясающее впечатление от ее рассказа. девушка эта впоследствии стала глубоко верующей и часто рассказывала людям об этом случае.

Помню я этого чудесного человека и молюсь об упокоении его святой души в обителях Отца Небесного.

Из воспоминаний А. А. Соловьева

В то время я ходил в церковь довольно редко, обычно на богослужения, совершавшиеся влады­кой Фаддеем. Они производили на меня глубокое впечатление. Особенно памятно мне, с какою уми­лительной кротостью, с каким искренним, глубоким религиозным чувством он возглашал: «Услыши ны, Боже, Спасителю наш, упование всех концов земли и сущих в море далече». Когда я впервые это услы­шал, то был совершенно потрясен, ибо я совершен­но ясно слышал не богослужебный возглас, но об­ращение владыки к Богу, как предстоящему перед ним живому Существу. и вообще все богослужение владыки производило впечатление живой, непос­редственной его беседы с Богом. Это ощущалось не только мною, но и многими, а возможно, и всеми.

В домашней обстановке мне пришлось ви­деть владыку Фаддея всего один раз у священ­ника иоанно-Златоустовской церкви о. Федора Лебедева. Не помню, о чем говорили за столом. Владыка казался спокойно-сосредоточенным и как бы несколько отчужденным от всего окружающе­го; казалось, что он находится в ином плане бытия, и это представлялось наиболее необычным для него - и как архиерея, и как человека. Это впечат­ление необычности владыки было таким же всеоб­щим, как и умиление перед его личностью, возбуж­давшее всеобщую любовь к нему.

При таком епископе, каким был владыка Фаддей, обновленцы не могли, конечно, иметь ни­какого внутреннего успеха, так как вся ложность их отношения к Церкви становилась совершенно оче­видной при сопоставлении с отношением к Церкви истинного архипастыря, каким был приснопамят­ный владыка Фаддей.

В этой связи мне вспоминается интересный факт. В 1925 году обновленческий митрополит Александр Введенский читал во всех городах по Волге свои лекции и вел диспуты. Одновременно на местах он проводил политику по укреплению об­новленчества. О своей поездке Введенский помес­тил очерк в журнале «ВЦУ». В нем он писал, что в Астрахани ничего нельзя сделать для Церкви, пока там сидит епископ-фанатик Фаддей (Успенский). Конечно, правильнее было бы сказать, что в Астрахани нельзя причинить вреда Церкви, пока там такой дивный епископ Фаддей.

В 1928 году владыка Фаддей управлял Саратовской епархией и там в самое короткое вре­мя приобрел такую же всеобщую любовь. Вечная память светлому Ангелу нашей Святой Церкви!

Воспоминания прихожан, знавших владыку

Сохранилась память о владыке Фаддее и в Саратовской епархии, где он проходил свое архи­пастырское служение в 1927 - 28 годах. Об этом свидетельствуют материалы, присланные председа­телю Комиссии по канонизации святых митрополи­ту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию архи­епископом Саратовским и Вольским Александром. В этих материалах, в частности, содержатся воспо­минания двух женщин, близко знавших владыку в Саратовский период его служения.

Так, В. А. Артемьева вспоминает о богослуже­ниях, которые совершал архиепископ Фаддей: «Службы совершал долго, литургию с 10 до 3 часов дня. Служил много, все воскресные, праздничные всенощные и литургии, акафисты, праздники свя­тых. Был отличный проповедник, каждую службу говорил проповеди так, что дети стояли и не уста­вали. Его при жизни считали святым».

О диспутах с атеистами в Саратове, в которых владыка Фаддей явил себя подлинным исповед­ником Христовым, пишет А. М. Тренина: «В доме Красной Армии в 6 часов вечера собралось много народу разных возрастов. Докладчик-атеист - при­шел раньше всех, ожидая архиерея Саратовской епархии. Открывается дверь, входит высокочтимый человек в священной одежде, прогремели аплодис­менты. На кафедру входит ярый коммунист и несет всякую чепуху о жизни Христа... После него высту­пает с речью владыка - это и был Фаддей, который стоял во главе всех церквей Саратовской области. В своей речи, с Крестом и Евангелием в руках, он разъяснял присутствующим, Кто же такой Христос. В зале была глубокая тишина. Из Евангелия было много прочитано о сущности Христа, о Его истине. Много задавалось вопросов, и отец Фаддей отвечал на них и устно, и обращаясь к Евангелию и Кресту. Когда истекло время и закончилась беседа, доклад­чик-атеист был посрамлен, а отцу Фаддею препод­несли массу цветов и благодарностей. Эти диспуты продолжались почти до Пасхи».

 

Почитание священномученика Фаддея в наши дни и чудеса исцеления от его мощей

Осовременном почитании святителя Фаддея свидетельствуют настоятель Успенского собо­ра г. Твери протоиерей Владимир Лебедев, Зина­ида Ивановна Волнухина и Антонина Петровна Михайлова.

«По поводу почитания памяти убиенного архи­епископа Тверского Фаддея, - пишет протоиерей Владимир, - могу сообщить следующее. В 1985 го­ду благочестивые прихожанки собора «Белая Троица» пригласили меня посетить могилку вла­дыки Фаддея, где я совершил панихиду. Затем на ней был восстановлен металлический крест и сде­лана надпись под стеклом.

Позже еще несколько раз посещал могилку и слу­жил панихиды. Прихожанки (не помню кто) расска­зывали, что люди узнали об убийстве архипастыря и ждали, когда его тело вывезут из тюрьмы. Тело везли на телеге в сопровождении охраны с оружием. Тело лежало завернутым в брезент, так и бросили его в яму, не обозначив захоронения. Но люди тут же молились об усопшем и запомнили место».

8 мая 1996 г.

В своем письме к архиепископу Тверскому и Кашинскому Виктору Волнухина 3. И. и Михайлова А. П. сообщают следующее:

«С великой радостью узнали мы о Вашем наме­рении поднять вопрос о канонизации архиеписко­па Тверского и Кашинского Фаддея, которого мы знали и любили.

О владыке Фаддее можно было бы говорить много, ибо жизнь его была проникнута любовью и благочестием. При общении с ним каждый чув­ствовал исходившую от него благодать; во время совершаемых им богослужений мы ощущали се­бя как бы воспарящими в горные высоты. Кто бы ни обращался к нему из страждущих, не оставался без духовной поддержки и материальной, когда требовалось, помощи. Святость владыки Фаддея не вызывает у нас сомнений. Простите и благо­словите, Ваши духовные чада Волнухина З. и. и Михайлова А. П.».

7 мая 1996 года архиепископ Тверской и Ка­шинский Виктор обратился к митрополиту Ювеналию с просьбой вновь рассмотреть вопрос о канонизации архиепископа Фаддея.

 «Основательным и характерным, полагаю, - пи­шет в своем письме архиепископ Виктор, - устано­вившееся со дня кончины непроизвольное, никем не организованное почитание имени и образа вла­дыки - мученика как святого. Эта растворимая и длящаяся во времени благочестивая народная тра­диция особенно проявляется сейчас, когда многие приходят в Вознесенский собор, чтобы поклонить­ся гробнице, в которой почивают останки новомученика, поставить свечу или совершить заупокой­ную литию».

О молитвенном предстательстве святителя Фаддея свидетельствуют и чудеса, совершаемые в настоящее время.

Об одном из них сообщается в письме к архи­епископу Тверскому и Кашинскому Виктору 23 ок­тября 1996 года прихожанкой Вознесенского собо­ра г. Твери Бабаловой Л. В.:

«Ваше Высокопреосвященство!

Христианский долг понуждает писать о собы­тии, происшедшем лично со мною. Случилось это прошедшей зимой, в середине декабря.

Милостию Божией довелось мне терпеть скорби и молить Бога о помощи в исцелении. Только за­хотел Господь прославить Своего святого и по его молитвам послал мне утешение, после чего святой явился в своем земном образе: в облачении иеро­монаха, в черной мантии, клобуке с наметкой, с золотым крестом на груди. Сначала он приложил­ся устами к иконе Божией Матери, находившейся слева от него, затем повернул свое лицо ко мне и слегка поклонился. Мысленно благодаря, стара­лась узнать и запомнить лицо святого. Вечером того же дня поехала в храм Вознесения Господня, поднялась наверх - и сразу увидела икону святи­теля Фаддея и поняла, что это он своими молитва­ми поддержал, когда мне было очень плохо. После окончания службы я с благоговением приложилась к раке с мощами и почувствовала исходящую от них благодать.

После этого случая мне захотелось обратиться к святому Фаддею за помощью для моих близких. Он действительно помогал своими молитвами и явился мне уже в небесной славе и образе золото­кудрого юноши в сверкающих светом одеждах.

О чем свидетельствую и представляю на Ваш суд, благодаря милость Господа и Пресвятой Богородицы! С почтением».

Раба Божия Людмила. 23.10.1996 г. Тверь

Почитает верующий народ архиепископа Фаддея и в Астраханской епархии. Об этом свидетельствует епископ Астраханский и Енотаевский Иона в своем письме к председателю Комиссии по канонизации  святых митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию. «Благоговейную память о владыке Фаддее (Успенском) до сих пор хранят астраханцы, вписывая его имя в первую строчку своих помянников, а его фотографии и сейчас можно увидеть во многих домах, под святыми образами».

Архиепископ Полтавский и Кременчугский Феодосий в своем письме к архиепископу Твер­скому и Кашинскому Виктору 23 октября 1996 го­да свидетельствует:

«В мою бытность астраханским епископом я слышал от многих прихожан самые восторжен­ные отзывы об архиепископе Фаддее. Он был ревностным служителем алтаря Господня, твер­дым в Православии, простым в обхождении; был смирен до зела, большой молитвенник и постник. Закончил свою жизнь он мучеником, в ссылке. думаю, что его можно причислить к лику святых Русской Православной Церкви».

Прославление священномученика Фаддея (Успенского)

Архиепископ Фаддей отошел ко Господу как ис­поведник Православия и мученик за Христа. Память о нем и поныне хранится не только среди верующих тех епархий, где он совершал свое архие­рейское служение, но и среди всех православных, которые узнали о праведной жизни священномученика из архивных документов и воспоминаний его современников.

В связи с возрастающим почитанием архиепи­скопа Фаддея в Тверской епархии архиепископ Тверской и Каширский Виктор 24 апреля 1991 го­да направил письмо председателю Синодальной Комиссии по канонизации святых митрополиту Крутицкому и Коломенскому Ювеналию с прось­бой о возможности причисления к лику святых святителя Фаддея (Успенского).

...Со дня мученической кончины владыки ми­нуло больше семидесяти лет, когда настал великий час прославления его воинствующей Церковью

 

 

земной. Деянием Освященного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 18 - 23 фев­раля 1997 года архиепископ Фаддей был причис­лен к лику священномучеников для общецерков­ного почитания. Святые мощи его хранятся ныне в Вознесенском соборе города Твери.

Память священномученика Фаддея особо празд­нуется трижды в году:

31 декабря по новому стилю - в день его муче­нической кончины (1937 г.);

26 октября по новому стилю - в день обретения его честных мощей (1993 г.);

в первое воскресение, начиная с 7 февраля по новому стилю - в день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских.

«Сочетавший в своей подвижнической жизни отмеченное даром чудотворений молитвенно - ас­кетическое делание с ревностным архипастырским служением, священномученик Фаддей принял смерть за Христа с мужеством и вдохновением му­чеников Церкви первых веков», - так определена в деяниях Освященного Собора сама суть великого подвига нашего святого архипастыря.

Акафист священномученику Фаддею, архиепископу Тверскому

Кондак 1

избраннаго от Бога на высоту святительскаго служения, молитвенника изряднаго и чистоты православныя веры ревнителя, Твери града и всея земли Российския небеснаго заступника, новаго чудотворца предивнаго вси воспоим: Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Икос 1

Ангел пресветлый явился еси на земли, преблаженне Фаддее, тихостию нрава и смирением укра­шен, издетска Господеви угождати желая, сего ради вопием ти:

Радуйся, иерейскаго корене ветвь пречестная, Радуйся, от святыя купели славным именем Иоанна Дамаскина нареченный;

Радуйся, благочестивых родителей кроткое уте­шение,

Радуйся, благоговейное верных удивление;

Радуйся, чадо послушания, в страсе Божием воз­ращенное,

Радуйся, отроча чистое, во храме Господнем вос­питанное;

Радуйся, от сродников и знаемых благочестию наученный,

Радуйся, благим нравам, вере и любви оных подражателю;

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших.

Кондак 2

Видяще твое по Бозе усердие, удивляхуся вси, како вмале премудрость Божию познавши, возжада душа твоя источника приснотекущаго, от негоже верных сердца благодатию наполняются и немолч­но восхваляют Бога: Аллилуиа!

Икос 2

Разум неуразуменный уразумети потщався, востекл еси, блаженне, под кров преподобнаго Сергия, не в суетных и тленных поучатися, но Господа лицем к Лицу узрети желая, сего ради вопием ти:

Радуйся, от пелен архиереем пророчески наре­ченный,

Радуйся, несумнительно путь служения Господеви избравый;

Радуйся, неуклонное шествие ко Христу от юно­сти в сердце своем положивый,

Радуйся, душу свою невредиму от ветров без­божных учений сохранивый;

Радуйся, в терниих и волчцех пшеницу веры Христовы возрастивый,

Радуйся, плод сторичный Владыце Христу принесый;

Радуйся, ближним поработати пламенне вожделевый,

Радуйся, о души бессмертней присно попечение имевый.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 3

Силою свыше укрепляем, выну болезнуя о спа­сении души своея, добрых учителей искал еси, по слову святых отец, яко неудобь спасается без на­ставника к Богу шествуяй, и обрел еси оных, яко многоценное сокровище. Тех богомудрым поуче­нием прилежно внимал еси, Богу благодарственно поя: Аллилуиа!

Икос 3

имеяй непрестающую болезнь в сердцы своем, в кий бо час услышиши глас «Се Жених грядет» недоумея, светильник свой присно горящий уго­товал еси, елеем благодати преисполнив сего. Мы же, части мудрых дев улучити желая, воспеваем ти сице:

Радуйся, постниче, себе Христа ради утеснивый,

Радуйся, вина от юности никакоже вкусивый;

Радуйся, древним отцем пустынным измлада подражавый;

Радуйся, противу страстей душепагубных подвизавыйся;

Радуйся, любве исполнение стяжавый,

Радуйся, семена греха непрестанно из сердца своего исторгавый;

Радуйся, помысел возношения самоукорением низложивый,

Радуйся, смирением гордую выю помыслов су­етных сокрушивый.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 4

Бури помышлений сумнительных возмущаша душу твою, о доблий воине Христов, егда служити Богу и ближним всем сердцем возжелал еси, о сте­зи же монашестей недоумевая, молился еси Богу со слезами: «Скажи мне, Господи, путь, в онь же пой­ду, яко к Тебе взях душу мою», - поя Ему с надеж­дою: Аллилуиа!

Икос 4

Слышавше от праведника Кронштадтскаго, его-же яко ангела земнаго узрел еси, словеса Христовы: «Аще любиши Мя, паси овцы Моя...», уразумел еси волю Божию спасительную. Сим предречена бысть и мученическая кончина твоя, еюже увенча тя Господь, сего ради вопием ти:

Радуйся, в день Успения Пречистыя Владычицы в воинство Ея вчиненный,

Радуйся, дивным смотрением Божиим имя апо­стола, во младости предреченное, получивый;

Радуйся, небесное ангельское звание паче всех земных возлюбивый,

Радуйся, Бесплотным силам во всем уподобитися возжелавый;

Радуйся, благодатию священства почтенный,

Радуйся, благоговейный Престола Божия пред­стоятелю;

Радуйся, научение юных аки святое послушание восприявый,

Радуйся, в подвизе любве и попечения о пастве твоей пребывый.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

 

Кондак 5

Яко звезду боготечную, путь верным указую­щую, воздвиже тя Пастыреначальник на тверди церковней просветити мрак неведения и привести Господеви люди совершенны, да радостно вси вос­поют с тобою Богу: Аллилуиа!

Икос 5

Видеша людие талант пастырства добраго, даро­ванный ти от Господа, егоже не яко бремя тяжкое восприял еси, но яко иго легкое понесл еси, любовию вся покрывая, ничимже смущаяся, на Господа твердое упование имый; мы же, дивящеся, вопием: Радуйся, Пастыря кроткаго дивный подражателю, Радуйся, небесному покровителю твоему подобниче;

Радуйся, апостольское дерзновение имевый,

Радуйся, об Отечестве твоем, тьмою неверия по­крывающемся, скорбевый;

Радуйся, о рассеянных по путем погибельным присно болезновавый,

Радуйся, на зов твой текущих с любовию приимавый;

Радуйся, яко обида и памятозлобие от тебе да­лече быша,

Радуйся, яко превыше немощей человеческих пребыл еси.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 6

Проповедует земля Волынская подвиги и тру­ды твоя, святителю Фаддее, яко истинною смертию для мира и гробом себялюбию архиерейское служение почел еси, неуклонно шествие ко Христу творя и воспевая Ему присно: Аллилуиа!

Икос 6

Воссия свет святительскаго служения твоего, о пастырю неусыпный, снедаше бо тя огнь любве ко Христу. Возжада душа твоя благодати Божией, о Господе хвалитися научающей: «Пшеница Божия есмь», - яко Богоносец, восклицая. Мы же, видяще таковое усердие твое, воспеваем сице:

Радуйся, наречение в день священномученика игнатия приявый,

Радуйся, сему Богоносцу любовию ко Христу уподобивыйся;

Радуйся, славы суетныя на земли не взыскавый,

Радуйся, совершенный образе чистоты и сми­ренномудрия;

Радуйся, омофор яко крест на рамена своя возложивый;

Радуйся, Архиерею Великому, небеса прошед­шему, последовавый,

Радуйся, благочестие свое, яко жезл для овец словесных, имевый,

Радуйся, яко глава твоя увенчана бысть венцем долготерпения.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 7

Хотя явити всем красоту веры Православныя, неустанно трудился еси, да люди новы Христу приобрящеши, кротостию и тихостию нрава к себе привлекая, выну поя Богу: Аллилуиа!

Икос 7

Новаго тя Златоуста показа Человеколюбец Христос, неусыпно бо вертоград Господень, зно­ем безбожия иссушаемый, животворною влагою словес твоих напоял еси. Сего ради вопием ти:

Радуйся, от Источника воды живыя верных напояющий,

Радуйся, светильниче светлый, путь спасения нам озаряющий;

Радуйся, плотскаго мудрования до конца отвративыйся,

Радуйся, Писаний Божественных изъяснителю;

Радуйся, о просвещении истиннем радевый, Радуйся, очи сердечныя отроком учением твоим отверзаяй;

Радуйся, юныя души на путь спасения наставляяй, Радуйся, добрый соработниче Христов и верный Того учениче.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 8

Странное чудо является притекающим к тебе, блаженне Фаддее, ибо данною тебе Божиею благодатию во дни печали и скорбных обстояний свет­лым лицем радость пасхальную всем возвещал еси, воспевая Богу: Аллилуиа!

Икос 8

Весь хвала Богу и жертва живая был еси, святе Фаддее, глаголал бо еси, яко крестный путь спасения благодать Божия радостию преисполняет, юже мир не позна. Сего ради от святителя Тихона святость твоя известися, юже похваляюще, воспеваем ти сицевая: Радуйся, странствия Владычня возследователю, Радуйся, бессмертныя трапезы Христовы насладивыйся;

Радуйся, яко во страданиях Господеви уподо­бился еси,

Радуйся, яко клеветы, осуждение и заточение понесл еси;

Радуйся, яко во узилищи с тобою сущия утешал еси,

Радуйся, яко уныние и скорбь далече от них отревал еси;

Радуйся, дар прозорливости от Господа получивый,

Радуйся, и в темници милостыню творивый. Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 9

Всякия утоляя печали, безмездник предивный явился еси, сирым и нищим вся раздавая, да обет нестяжания совершенне исполниши. О сем же людие земли астраханския зело чудишася, егда воль­ную нищету твою узрели суть, умиленным сердцем воспевая Богу: Аллилуиа!

Икос 9

Ветия суемудренныя нечестивыя видим твоим житием посрамляемыя, богомудре Фаддее; поправшия бо каноны церковныя и отеческия предания ко Христу привел еси, не словесы грозными заблудшия обличая, но богоподражательными свои­ми нравы. Сего ради вопием ти:

Радуйся, на всяк день у Престола Господня мо­литвы возносивый,

Радуйся, словом богоносным паству свою неус­танно учивый;

Радуйся, вся покрывающую любовь имевый,

Радуйся, светом Христовым заблуждшия просветивый;

Радуйся, отцев Вселенских соборов верный по­следователю,

Радуйся, еще в житии земном за святость почи­таемый;

Радуйся, зерно Божественныя истины возрастивый,

Радуйся, преславное Российския земли заступ­ление.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 10

Спастися хотя всякому, притекающему к тебе, наставниче добрый, страждущих яко слуга Христов приимал еси, раны греховныя тех исцеляя и волю Божию им открывая, воспевая Богу: Аллилуиа!

Икос 10

Стена еси всем прибегающим к тебе, богопросвещенне Фаддее, во дни бо лютых гонений Тверь град молитвою твоею ограждая, призывал еси люди твоя верными быти Христу даже до смерти, да жительствуют по словеси Евангельскому: «Не убойтеся от убивающих тело, души же не могущих убити». Укрепи же и нас, малодушных и унылых, зовущих ти таковая:

Радуйся, всяческия поношения смиренно претерпевый,

Радуйся, тя бо ни скорбь, ни теснота, ни глад, ни нагота, ни меч не устрашиша;

Радуйся, яко сия вся от любве Христовы тя не отлучиша,

Радуйся, ветве лозы Христовы, сторичный плод принесшая;

Радуйся, душу твою молитвою и любовию окриливый,

Радуйся, в мире многомятежнем, яко в тишей пустыни поживый;

Радуйся, святителей пресветлое украшение,

Радуйся, всем верным прерадостное утешение.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 11

Пение хвалебное возносим ти, священномучениче Фаддее; течение скончав, веру соблюл еси, тесным путем в житии твоем шествуя, душу твою молитвою и постом предуготовал еси и безкровным самозакланием венец мученический пре­жде кончины твоея стяжал еси, воспевая Богу: Аллилуиа!

Икос 11

Светом небесныя благодати зримо, святе, про­сиял еси, заушения и оплевания в темнице претер­певая, егда Владычица Пречистая за тя заступися и мучителей к покаянию приведе. Темже юдоль пла­ча в гору святую претворися, мы же воспеваем ти сицевая:

Радуйся, светом Фаворским пред кончиною сво­ею возблиставый,

Радуйся, всецело себе Богу предавый;

Радуйся, возвеселивый ангелы своими подвиги,

Радуйся, яко скорбь твоя в радость преложися;

Радуйся, ты бо соделал еси душу свою храмом Бога Живаго,

Радуйся, яко венца трегубаго в преподобничестве, святительстве и мученичестве, сподобился еси;

Радуйся наставниче и учителю, душу свою за други своя положивый,

Радуйся, и за враги своя смиренно Господа моливый.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 12

Благодать свыше ти данную сведуще, восхва­ляем мученическую кончину твою, преблаженне Фаддее, ты бо прослави Христа на земли жизнию, паче же смертию своею, по кончине же своей сла­вою небесною осиянный, токи исцелений нам при­сно источаеши. Мы же, прославляя Бога, дивнаго во святых Своих, воззовем Ему: Аллилуиа!

Икос 12

Воспеваем тя, чудотворца новаго и преславнаго, достохвальне Фаддее, за Христа бо страданием твоим в радость вечную вшел еси, и ныне во све­те неприступнем пребываеши, лицезрения Троицы Присносущныя наслаждаяся и со ангелы и всеми святыми у Престола Божия ликуя, идеже и нас по­мяни, вопиющих ти таковая:

Радуйся, от мученик древних ничимже умален­ный,

Радуйся, святче Божий, возсиявый силою и ду­хом древних отцев;

Радуйся, в сонм новомучеников российских вчи­ненный,

Радуйся, мощи твоя святыя нам, недостойным, явивый;

Радуйся, яко честныя мощи твоя всем исцеления источают,

Радуйся, яко мощи твоя граду Твери и всей Российстей земли крепкое заступление;

Радуйся, присно радование всем возглашати призывающий,

Радуйся, яко по имени твоему и житие твое бысть.

Радуйся, священномучениче Фаддее, молитвенниче о душах наших!

Кондак 13

О заступниче наш у престола Царя Небеснаго, священномучениче славный Фаддее, веры православныя твердый поборниче и за Отечество наше присный молитвенниче! Нынешнее наше приими приношение, да молитвами твоими вечныя муки избавимся, и Небесныя радости сподобимся, вос­певая Богу: Аллилуиа!

Молитва

О великий и преславный угодниче Христов, священномучениче Фаддее! Светильниче пресветлый, на свещнице Церкви Православныя возжженный, сосуде чистоты и избранное селение духа Святаго! Молим убо тя: сохрани под кровом молитвенных крил твоих Православное Отечество наше и паству, юже собрал еси, да не закоснеем в окаменении сер­дец и нерадении о спасении нашем.

О пастырю добрый и ближний друже Христов! Сподоби и нас, путем покаяния шествуя, возлюбити Бога всем сердцем и помышлением нашим и ближняго яко себе, и тако по неложному слову апостола: приближитесь Господу, и приближится вам, - сподобитися вожделенных селений райских, идеже ты с лики святых пребываеши, прославляя в Троице славимаго Бога, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

Тропарь священномученику Фаддею, глас 1-й

Хвала Богу и жертва живая житие твое, священномучениче Фаддее, явися. Постом, бдением и молитвою Небесная дарования приим, многим до­брый помощник и утешитель бысть. Пастырскою мудростию и тихостию нрава украшен, лукавства врагов Христовых препобедил еси. Слава давшему тебе во страданиях крепость, слава, яко мученика, Венчавшему тя, слава действующему тобою всем исцеления.

Кондак священномученику Фаддею, глас 4-й

духа небоязни, силы, любве и упования даде Пастыреначальник ти, святителю Фаддее, во стра­дании бо твоем благодарение Богу воздавал еси и в гонениях страждущия утешал еси, глаголя: не уны­вайте, Христос бо с нами есть.

Приложение

О смысле жизни

Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда... стихии.., разгоревшись, разрушатся... Если так все это разрушится, то какими должно быть в святой жизни и благочестии вам

(2 Пет. 3: 10 - 11).

Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Слышите, возлюбленные, о чем нас спраши­вает святой апостол в своем Соборном Послании, прочтенном сегодня?

В самом деле, что мы можем сказать о смысле нашей жизни?

Большинство из людей, раз и навсегда решив для себя, что сокровенный смысл и высшая цель жизни недоступны для них, отказываются даже от попытки сколько-нибудь прояснить себе мрак жиз­ни светом мысли или веры, а чтобы лучше освобо­диться от тяжелого впечатления мрака, закрывают глаза, стараются заглушить в себе высшие вопросы и стремления духа, удовлетворяя низшие потреб­ности своей натуры.

Но человеку нужно не только жить, но и давать отчет в смысле жизни. Между прочим, сколько бы человек ни старался заглушить в себе сознание и все высшие стремления духа, огрубеть, опошлеть - это ему не удается: человеческая натура сказывается по временам, беспокойные вопросы о цели жизни воз­мущают самодовольство, и тогда человек должен думать об этом. Эти вопросы особенно возникают в старости, то есть когда их поздно задавать.

Говорят, что жизнь - наслаждение и пир, нечего искать каких-то других целей. Пользуйся жизнью, спеши захватить все, что она дает.

Но откуда в человеке такая сильная любовь к жизни, если в ней нет величайшего блага? Отчего люди стремятся к счастью, если счастье не есть цель жизни? Тогда где эта цель?

Есть ли, был ли за тысячи лет хоть один чело­век, который узнал сам и передал другим, что такое счастье?

Правда, сначала человек идет на жизнь с бодро­стью и надеждами, но сама жизнь разбивает и раз­рушает светлое представление о ней. Кто испыты­вал в жизни одни радости без горя?

Много препятствий к достижению счастья из­вне, в противодействующих силах природы, во враждебных обстоятельствах среды, в недостат­ке собственных сил, но еще больше препятствий к достижению счастья состоит в том, что человек не находит счастья даже в удовлетворении своих желаний и источник такого недовольства кроется внутри самого человека. Если бы жизнь со всех сто­рон улыбалась человеку и у него не было бы пред­логов к жалобам, человек стал бы их выдумывать.

Ведь жалуются все люди: большие и малые, бед­ные и богатые, здоровые и больные, трудящиеся и тунеядцы, невежды и мудрецы. Вечное недоразуме­ние, по-видимому, в том, что у человека нет опреде­ленного предмета для счастья, а силы ограничены. Тысячи людей борются за счастье, но, достигнув его, понимают, что казавшееся венцом счастья -только дальнейшая ступень к новому идеалу.

и если бы жизнь была только сменой удовольст­вий, то разве одно уже представление о том, что через 30 - 40 лет все это кончится, разве это не внесет го­речь в жизнь и не наполнит чашу веселья отравой?

Если вспомнить, что такая жизнь иногда стро­ится на обидах и лишениях другого человека, то разве жизнь может быть пиром, а не ареной, где собрались животные, чтобы растерзать друг друга?

другие утверждают, что жизнь является осу­ществлением идеалов добра, истины и красо­ты. Очень хороший и правильный взгляд. Но это стремление. В действительности же люди не мо­гут найти средств к осуществлению этих идеалов. Покажите хоть одного человека (гения, мудреца), который был бы выражением этих идеалов, без уп­река и пятна, чтобы ему можно было поклониться? Покажите хоть одно общество, где бы безмятежно царствовали истина, любовь, справедливость и мир и чтобы оно было образцом для других?

Напротив, жизнь представляет поругание и ис­кажение этих идеалов - в этом противоречие чело­веческой природы.

Истина? Но что это такое - никто не знает, а крупицы ее, добываемые трудом поколений, теря­ются во тьме невежества и предрассудков.

Добродетель? Но в чистую добродетель люди не верят, потому что рядом с нею мы видим зло. Против зла общество устроило тюрьмы - печаль­ные свидетели против добродетели.

Красота? Но это чувство в нас огрубело, и в жиз­ни человеческой, при ее пороках, она не занимает больше места.

Справедливость? Но кругом жалобы на неспра­ведливость, разъедающую человеческое общество. иногда несправедливость искореняют новыми не­справедливостями.

Любовь? Но вместо нее - господство эгоизма, отравляющего и помрачающего самые высокие че­ловеческие чувства, источник зависти, ненависти и злобы. и едва ли проходит в истории человечества хоть год, хоть месяц или день, чтобы не пролива­лась кровь человеческая.

Кто-то сказал, что истина, ложь, добро и зло, правда и неправда - понятия относительные, что это так кажется ограниченному уму, в природе за­блуждение необходимо для развития истины, зло способствует добру, ложь - правде и что эти эле­менты не противоположны, а только отрицатель­ны. Нет, это не так. Добро не может быть источни­ком зла, как и зло - источником добра. Нельзя свет назвать тьмою, белое - черным, горькое - сладким. Красота сияет лучше, если ее не безобразят.

до истины не надо доходить кривым путем. Логический путь есть путь от истины к истине. Говорят, что все-таки добродетель торжествует, и что отрицательных явлений меньше, чем положи­тельных, и что истина и добро имеют преимущест­во перед грубой силой. Однако в жизни мы наблю­даем обратные явления. Грубая сила повелевает и ругается над нравственной силой, ум преклоняется перед невежеством, тьма предрассудков гонит ис­тину со света, унижает и преследует провозвестни­ков истины. Всякий счастливый невежда и деспот готов уязвить мудреца, угнетенного поборника добродетели, с тем чтобы отнять у него веру в ис­тину и добродетель. Честный мудрец должен уте­шать себя тем, что ему при жизни не видеть своей истины и что после смерти к нему придет слава. Правда, в истории это иногда бывает, но вообще­то благодарность и слава в потомстве - высокие и жалкие слова. Как будто мученику много пользы в том, что потомки его мучителей воздвигнут ему памятник на том месте, где его мучили, - свиде­тельство преступления и бесславия прежних поко­лений. да и верно ли, что каждого мученика ждет слава? Суд потомства и суд истории такие же, как и суд современников. да и откуда черпает история сведения - разве не от случайных пристрастных летописцев?

Говорят еще, что личная жизнь человека не удовлетворяет идеальным требованиям счастья, добра, истины и справедливости, но что все эти идеалы предназначено осуществить всей жизни человечества. После долгих исканий и колебаний, после тяжелых трудов и жертв человечество придет к своим идеалам, найдет счастье, узнает истину и установит справедливость, тогда люди будут насла­ждаться этим и не будет в человечестве несчастий и зла. до этого жизнь человека - непрестанная и тяжелая работа над достижением идеалов, и каж­дый век, каждый народ, каждое поколение и каж­дый человек вносят свою долю в эту сокровищницу труда. Работа идет безостановочно, люди живут, умирают, поколения меняются, народы исчезают, но каждый век, каждый народ передает ее своему преемнику, а этот - дальнейшему.

Верно: жизнь - непрестанный труд, прогресс и безостановочное движение. Но труд имеет цену, ко­гда сознается его смысл. и движение имеет смысл, если сознается цель и верность его.

Итак, работа идет из-за осуществления челове­ческого идеала.

Но что же это за слово «человечество»? Мы не знаем человечества как живого существа; мы зна­ем людей, поколения, народы. Миллионы людей живут, трудятся, борются для того, чтобы наконец явилось какое-то нравственно совершенное поко­ление, не знающее пороков и несчастий. Но верно ли, что всякий труд принесет свою пользу и что в общечеловеческом прогрессе ни одна крупица ис­тины и добра не пропадет?

История имеет массу противных примеров. Мы горды своими знаниями и успехами и думаем, что наши труды принесут пользу прогрессу человечест­ва, но ведь жили и до нас люди, также трудились и имели успехи. Обломки жизни свидетельствуют о блестящей цивилизации, процветавшей на Ниле, Ганге и Евфрате. А теперь памятниками этой циви­лизации остались лишь несколько жалких облом­ков, несколько слов и намеков в рукописях. Кто знает, не произойдет ли и с нашей цивилизацией то же самое? Может быть, нынешняя гордая и бле­стящая Европа некогда будет представлять из себя степь, вроде нынешних азиатских или африканских степей, и от блестящих городов останется столько же, сколько осталось от Ниневии и Вавилона?

Хотя говорят, что этого не произойдет, но кто знает, насколько современная цивилизация ока­жется способной обезопасить человечество от со­крушительной силы новых Аттил, Тамерланов и Чингисханов.

итак, поколения вымирают, народы исчезают, цивилизации гибнут, и кто может поручиться, что они успевают передать новым поколениям все вы­работанные ими сокровища мысли и труда? Какое же будут иметь значение наши знания и труды, если ими не воспользуются последующие поколе­ния? В ином месте собирались сокровища мысли и труда целые века, и вдруг в короткое время все это сокрушалось истребительными силами природы и людским невежеством.

Можно ли верить, что и это исторический про­гресс, в котором не пропала ни одна крупица труда и мысли?

Каждая эпоха считает свои мысли и дела за ис­тину. Но так ли это?

Не кажется ли некоторым, что прогресс в чело­веческой жизни приведет человека к идеалу только тогда, когда человек поймет свое неидеальное со­стояние, зависящее от самой природы человека, и прежде всего займется внутренним совершенство­ванием? достаточно ли для человека одних знаний и образования, чтобы прогресс человеческой жиз­ни приближался к идеалу?

Нет спора, что частные знания человека увели­чиваются, но весьма спорно, ближе ли человек к истине и не открывает ли горизонт неизвестности каждое новое открытие. Средств к удовлетворению потребностей больше, но счастливее ли человек?

Знаний больше, но лучше ли стал человек и можно ли нравы современного человека передать потомкам?

Пороки, зло остаются теми же, что и у дикарей, с той только разницей, что цивилизация дает этим порокам и злу более тонкую форму. Злоба разви­того человека опаснее злобы дикаря. Умножаются орудия и средства к благосостоянию человека, но и сооружаются более сокрушительные средства, и изобретатели этих средств тоже ведь считают их человеческим прогрессом. Неужели и этот прогресс приведет к идеалу?

Не найдя ответа на вопрос о смысле жизни, многие называют человеческую жизнь несчасть­ем, страданьем, вечным проклятьем и произволом судьбы. Жизнь - глупая шутка, дар случайный, дар напрасный. Скорее всего, это сказано в минуты ду­шевного угнетения или разочарования, потому что жизнь сама по себе и неистребимое чувство жизни, общее всем людям, сохраняющееся у человека в са­мые трудные минуты и не покидающее его до са­мой смерти, служат лучшим опровержением такого мрачного взгляда на жизнь.

Может быть, человеческому уму и не нужно до­искиваться смысла жизни, может быть, жизнь -бессмыслица, призрак, сон и существование чело­века только мечта?

Такая мысль о жизни развивалась во взглядах це­лых философских систем. Таков был эпикуреизм.

Были люди, которые утверждали, что мир являет­ся произведением собственного «я», и подвергали со­мнению свое собственное существование. Познание о мире они называли иллюзией. Но ведь каждый человек живет, мыслит, ест, пьет, и, следовательно, жизнь - реальная сущность, а не мечта, и уж по одно­му этому в жизни имеется определенный смысл.

Жизнь, как они говорят, есть громадный слож­ный механический процесс, неизвестно когда, кем и для чего приведенный в действие и действующий по одним и тем же законам. Личность человеческая занимает маленькое место в этом процессе и увлече­на общим движением, подчиняясь общим законам. Человек вне этого процесса ничего себе представить не может. Поэтому зачем же спрашивать, для чего пущена в ход эта машина, если человек знает о жиз­ни только из изучения движения, отношения вещей между собой, не зная их внутренней сущности.

Однако вопросы о начале, сущности и цели бытия так глубоки в человеческой природе, что от этих вопросов нельзя отделаться ссылками на опыт. Позитивизм называет бытие сложной ма­шиной, никогда не останавливающимся механи­ческим процессом. Но кто устроил эту машину, откуда взялся материал, как материал сложился в правильные формы и как машина пришла в зако­номерное движение? имеет ли смысл движение или это бессмысленный хаос и путаница?

Если жизнь есть механический процесс, то­гда надо отречься от души, мысли, воли и свобо­ды. Тогда нет прогресса, не существует идеально­го стремления человека и весь труд человека без смысла и цели?

Но христианство учит нас другому. Жизнь хри­стианская есть путь для истины, добра и счастья. именно поэтому в человеке заключено глубокое, неоспоримое стремление к идеалам правды. Нет на земле человека, который сознательно предпочел бы истине - ложь, добру - зло, счастье - страда­нью. Зачем же тогда человек, любя правду, лжет, любит добро, а делает зло? Это потому, что жизнь человеческая уклонилась от своего идеала. Когда-то этот нравственный кризис произошел в приро­де человека. догмат о грехопадении объясняет нам эту тайну человеческого бытия. Он объясняет нам и другое - догмат искупления, потому что душа че­ловеческая хочет вернуться к прежнему идеально­му состоянию, ищет путей к нему и в догмате иску­пления находит этот путь. именно в этих догматах открывается глубочайшая тайна человеческого бытия. Вера и свобода воли - основные начала для развития в человеке стремления к уразумению тай­ны жизни.

Какой же ответ дадим апостолу, вопрошавшему нас сегодня о смысле жизни? <...>

«Жизнь - великое сокровище, - скажем мы. -Не будем унижать цену жизни, не будем легкомыс­ленно требовать от нее многого, иначе нам будет казаться малым то, что она нам дает. Не будем тре­бовать от жизни одних радостей, но благодарить Бога за всякий свой и чужой успех, за всякое доб­ро, сделанное другому. Будем воспитывать в себе христианские добродетели и искоренять дурные помыслы, будем любить справедливость и беспре­станно молиться Богу, чтобы Он, создавший нас по Своему Образу и Подобию, вел нас по путям Своей премудрости и благости». Аминь.

Архиепископ ФАДДЕЙ (Успенский) Произнесено в церкви князя Владимира г. Астрахани, 6 (19) марта 1925 года.